Шихирев современная социальная психология. Современная социальная психология (Шихирев П.Н.)

14.12.1936 – 9.01.2004

9 января 2004 г. на 68 году жизни скоропостижно скончался выдающийся российский социальный психолог, профессор, доктор психологических наук Петр Николаевич Шихирев. За более чем 30 лет служения отечественной и мировой науке П.Н. Шихирев внес огромный вклад в теорию и методологию социальной психологии, а также в развитие других направлений психологии. Благодаря своей глубине и междисциплинарности его научная деятельность получила признание не только в России, но и за рубежом.

Выдающийся педагог, П.Н. Шихирев был тесно связан с факультетом психологии МГУ им. М.В.Ломоносова, где его лекции оказали влияние на развитие нескольких поколений социальных психологов. Мы будем помнить П.Н.Шихирева как Человека удивительной доброты и мудрости. Для своих коллег Петр Николаевич останется эталоном порядочности и доброты. В самые трудные минуты он всегда приходил на помощь, находя слова утешения и укрепляя веру в наши силы. Он всегда был полон новых идей, остроумия и энергии, с радостью даря их окружающим. Он жил, чтобы «по возможности уменьшить объем зла и сумму страданий в своей и чужой жизни».

Коллектив
факультета психологии МГУ
им. М.В.Ломоносова

Проститься с Петром Николаевичем можно во вторник, 13 января, в 13:30 по адресу: М. Фрунзенская, ул. Россолимо, д. 12

Соболезнования:

Девятого января 2004 не стало Петра Николаевича Шихирева. При всей внешней обыденности происшедшего в 99-ю годовщину «кровавого воскресенья» случилось нечто ужасно-непоправимое и по отношению к живым страшно-несправедливое.

Не надо дешевых причитаний: в это невозможно поверить, с этим трудно смириться.

На этот раз, в самом деле, все очень серьезно. Потому что именно сейчас мы не можем ответить на целый ряд простых на первый взгляд вопросов:

• Как может не стать того, на чем держится целая эпоха пытающихся свободно (т.е. легко и красиво) мыслить?
• Как можно поверить в исчезновение того, что составляет изящно-убедительное объяснение сути происходящего?
• Как остановить самоликвидацию и без того ничтожно редких источников, из которых пробивается уникальный взгляд на окружающую нас жизнь?

Нужно какое-то время, чтобы утешением для знавших Его служило понимание, что им повезло. Не только потому, что остались Его книги и не забудутся Его шутки и воспоминания о Его невероятных творческих затеях. Но и потому, что вызовом «до дрожи в коленках» останется осознание того, что им есть по кому сверять легкость и объемность текстов, яркость лекций, откровенность бесед и глубину отношений с людьми.

Единственное на что не осталось времени – это на услышанные им слова благодарности за высокую принципиальность в отношениях, за безупречную этичность в действиях, за фантастическую интуицию в необходимости достижения безнадежной цели и неосязаемое доверие к каждому из тех, кто всерьез и надолго отдался служению Истине.

Дорогой и любезный, Петр Николаевич, как то ты говорил мне, что есть люди, которые, даже уходя в мир иной, превращают сей прискорбный момент в великую тайну для других. Не буду с тобой спорить. Может и так. Теперь думаю, что наверняка так. Но для меня и жизнь твоя в значительной степени была тайной, что уж тут говорить о смерти. В твоей фразе важно другое, а именно - ударение на том, что «есть люди». Этим ты сумел со свойственной тебе способностью к интонированию объединить тех, кто с нами, с теми, которые всегда с нами.

И за это тебе (как и за многое другое, что я еще буду стараться понимать в отведенное мне время) земной поклон и, как говорил поэт, «райская дорога».

Не стало Петра Николаевича Шихирева. Всем, кто его знал, судьба подарила счастливые мгновения общения с ним. Он был … нет, останется для нас нечастым воплощением счастливого человека.

Его цельная натура русского человека была полна парадоксов. Веселость и легкость, пронизанная вольтерианским духом, не мешали ему чувствовать себя своим и среди американских профессоров, и в мире нарождающегося российского бизнеса. Петр Николаевич не просто до тонкостей изучил разнообразные миры социальных связей; он вдохновенно, с упоением творил эти миры. Простота и изящество, с которыми профессор Шихирев разъяснял сложнейшие предметы, притягивали к нему, как магнит. Можно ведь написать толстенные книги, демонстрируя тонкое различие между имиджем предпринимателя и его репутацией. А Петру Николаевичу хватило одного сравнения: способны ли вы отличить естественный цвет лица от макияжа? - спрашивал профессор. И за этой метафорой стоял его собственный образ жизни – Человека, способного и готового нести ценности профессионализма в любое дело, за которое он брался.

В нашей стране, где на протяжении последних десятилетий именно профессионализм остается одним из острейших дефицитов, Петр Николаевич взял на себя нелегкую миссию создавать и нести образцы нового профессионализма в ключевые для нашего дальнейшего развития сферы деятельности (как правило, еще только формирующиеся). Это уже потом заморские коллеги Петра Николаевича назовут этот способ профессиональной деятельности (и жизни!) «бенчмаркингом». А Петр Николаевич ещё в далекие 60-70-е годы прошлого века начал искать и находить вершины глобальной профессиональной культуры и человеческого духа. Десятилетия он был для нас проводником в мире этих высших достижений. И сам постоянно задавал «верхнюю планку» своими трудами, самим образом жизни. Образом жизни транспрофессионала, связующего и созидающего новые профессиональные миры.

От нас ушел уникальный Человек. Он многое успел сделать. Но сколько ещё его замыслов осталось не реализованными! Горькая потеря. И вечный вопрос-вызов: кто продолжит?

ГЛАВА 3

^ ПРЕДПОСЫЛКИ ФОРМИРОВАНИЯ И ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПАРАДИГМЫ

Методологическую основу парадигмы объяснения составляют принципы экспериментальной психологической социальной психологии. В соответствии с предложенной выше системой критериев ее можно кратко характеризовать следующим образом.

В качестве базовой, "родительской" дисциплины она выросла из общей экспериментальной психологии, причем определенной ее разновидности, сформировавшейся в социокультурных условиях США первой четверти века. Как известно, американская психология с самого начала ориентировалась на парадигму естественно-научного знания. Это, в свою очередь, означает отрицание специфики исследования человека, подчеркнуто негативное отношение к теоретической деятельности как "спекулятивному", "кабинетному занятию", признание приоритета метода перед теорией и предпочтение индуктивного хода исследования дедуктивному, принятие номологического лабораторного эксперимента в качестве главного метода.

В значительной степени такой выбор социальных психологов объясняется реакцией на затянувшееся и преобладающее теоретизирование, которое было характерно для западной социальной психологии вплоть до начала 30-х годов. По мере того, как возрастал спрос на конкретные знания о поведении конкретных людей, социальных групп в конкретных ситуациях, обнаруживалось, что эти знания и

Предпосылки формирования и общая характеристика парадигмы 27

соответствующие практические рекомендации не могли быть непосредственно выведены из социально-философских постулатов о природе человека и общих теорий, строившихся по принципу выделения первичного элемента (например, чувства, инстинкта и т.п.), аналогичного клетке в биологии или атома в физике. Выбор был сделан в пользу индуктивного, постепенного, но эмпирически надежно накапливаемого верифицируемого знания. Физика осталась эталоном в другом плане - как образец подлинно научного, экспериментального метода. Стремясь как можно лучше соответствовать этому стандарту, социальный психолог, работающий в парадигме объяснения, обычно: а) абстрагируется, насколько возможно, от всего " мета"- физического в объекте исследования; б) изучает его в максимально очищенной от влияния посторонних факторов обстановке, позволяющей выявить определенную и недвусмысленную связь между зависимой и независимой переменными; в) старается полностью эту связь контролировать, точно измерить и описать так, чтобы она могла быть верифицирована. Лабораторный эксперимент и поныне, несмотря на всю критику, остается главным методом ведущей парадигмы.

Он же задержал и ее развитие. Многолетний опыт применения этого метода вскрыл его ограничения, которые опять же связаны с банальной истиной: человек - система не только и не столько физическая, сколько мета-физическая, функционирующая к тому же на нескольких уровнях.

Выбор метода оказал весьма существенное влияние на остальные параметры парадигмы. Характерно, во-первых, что основным объектом лабораторного экспериментирования в течение почти тридцати лет, основными испытуемыми для социальных психологов были животные. Это обстоятельство отразилось в том, что первое издание "Руководства по социальной психологии", вышедшее даже в 1954 г. на одну треть было представлено исследованиями поведения животных. Показательно в этом плане и следующее, еще более позднее пояснение разницы между предметом психологии и общей психологии: "Если мышь, двигаясь по лабиринту, предпочитает левый коридор правому, потому что в левом лежит пища, то это поведение изучает психолог. Если же мышь поворачивает налево, потому что в правом коридоре сидит другая мышь, то таким поведением должен заниматься социальный психолог" .

Модель "человека реагирующего" - главная модель первого этапа развития парадигмы объяснения - таких различий не имеет. Синтезировав ее из ряда наиболее авторитетных источников, мы получим следующий образ.

28 Olihini CI/IA: парадигма ооъясчения

Человек - это "в сущности огромная сложная система рефлекторных дуг" , организм, реагирующий рефлекторно на внешние раздражители, обладает способностью к научению, может имитировать других людей, ассимилируя тем самым их опыт, его психическая энергия представляет собой функцию от уменьшения драйва или функционального подкрепления, направленность энергии объясняется привычками. Может вступать во взаимодействие с другими людьми (организмами). Его поведение при этом представляет "функцию от вознаграждения; тип и объем человеческого поведения зависят от типа и объема вознаграждения и наказания, которое оно доставляет" .

В бихевиористском варианте парадигмы объяснения модель "человека реагирующего" дополняется моделью бесконфликтно развивающегося общества, заимствованной из структурного функционализма, а в модели взаимодействия индивида и общества последнее предстает как скульптор, работающий с весьма податливым, пластичным материалом. Функцию резца в данном случае выполняет система целенаправленных поощрений и наказаний. Наиболее ярко эта позиция сформулирована в широко известных работах Б. Скиннера.

Вместе с принятыми моделями (человека, общества и их взаимодействия) функцию призмы, преломляющей видение изучаемой реальности, выполняют понимание предмета и категории, в которых он определяется. В качестве типичного можно привести следующее определение: "Социальная психология - это подраздел психологии, связанный с конкретным научным изучением поведения индивидов как функции социальных стимулов" .

Бихевиористская разновидность парадигмы объяснения оказалась не в состоянии уловить подобным концептуальным аппаратом существо социально-психологической реальности. Рано или поздно подобные результаты должны были вызвать сомнения в бихевиористской методологической основе парадигмы. В настоящее время эта ее разновидность представляет собой весьма пеструю картину. В теоретическом плане можно выделить по крайней мере три основных направления: конвенциональный (или обычный) бихевиоризм, радикальный, лидирующий ныне социальный (или социального научения) бихевиоризм.

60-е годы для парадигмы объяснения - время вынужденного признания ею специфики человека. Объект исследования буквально навязал свою логику бихевиоризму в социальной психологии, лишая постепенно его одной опоры за другой, ставя перед неизбежностью выбора: внести в модель механического человека изгнанный ранее "мен-тализм", так называемые опосредующие переменные, познавательные процессы - или уступить место другому подходу, способному интег-Предпосылки формирования и общая.гпрактеристика парадиг.мы 29

рировать все эти свойства. Реально осуществился второй вариант и парадигма объяснения, сохранив ряд прежних своих характеристик, эволюционировала в сторону более углубленного изучения своего объекта. Это ярко отразилось в первую очередь в смене моделей человека, а также в понимании предмета социальной психологии и системе категорий, в которых он определяется.

Назревшие изменения и коррекции были внесены в парадигму объяснения работами двух выдающихся европейцев, эмигрировавших в 30-е годы в США - Куртом Левиным и Ф. Хайдером. Их теоретические установки, сформировавшиеся в рамках гештальтпсихологии, положили начало следующему этапу развития парадигмы. Уже в начале 80-х годов около 3/4 американских социальных психологов отнесли себя к когнитивистам.

"Человек когнитивный (мыслящий)" предстает у когнитивистов существом, обладающим способностью к восприятию и переработке информации. Он руководствуется в своем поведении субъективным образом действительности. Стремится к достижению внутренней связности, логичности, непротиворечивости картины мира. Когнитивные элементы (когниции, знания) не всегда в эту картину вписываются, они находятся в непрерывном взаимодействии. Определенные типы этого взаимодействия (конфликт, противоречие, логическая непоследовательность, неопределенность взаимосвязи и т.п.) обладают мотивационной силой, побуждают к действиям (поведению), направленным на возвращение всей когнитивной структуры в состояние равновесия. Поэтому для того, чтобы понять причины поведения человека, важнее выяснить не то, как познаются социальные явления, а как они взаимодействуют в когнитивной структуре.

В соответствии с этой моделью в своей обобщающей работе "Социальная психология: когнитивный подход" Э. Стотлэнд и Л. Кэнон определяют в качестве предмета социальной психологии "поведение, понимаемое как взаимодействие эксплицитных и имплицитных социальных стимулов, вызывающее когнитивную и поведенческую активность индивида" .

Поскольку человек с этой точки зрения по существу отождествляется с индивидуальным сознанием, реальность в исследованиях когнити-вистов фигурирует преимущественно как знание о ней. В силу такого ограничения модель человека существует как бы сама по себе, без дополняющих ее моделей общества и взаимодействия индивида и общества.

Парадоксальным образом эволюция парадигмы объяснения" от внешне наблюдаемого поведения человека (биологической особи) в глубины его сознания, что существенно отличает человека от животных, не привела к углубленному исследованию этой его специфики.

30 Опыт США: парадигма объяснения

Этот парадокс объясняется действием общего для парадигмы объяснения принципа методологического индивидуализма.

Согласно М. Бунге, онтологические допущения методологического индивидуализма состоят в следующем: 1) общество - это совокупность индивидов; так называемые надындивидуальные образования имеют теоретический, а не эмпирический смысл; 2) поскольку надындивидуальные образования суть абстракции, они не имеют системных, т. е. присущих им как целому, свойств; каждое социальное свойство есть результирующая свойств членов данного образования; 3) поскольку общество лишено системных свойств, оно не определяет действия своих членов; групповое давление - это результат, сумма давлений, оказываемых членами группы в отдельности; взаимодействие между двумя обществами есть взаимодействие между входящими в них индивидами; социальное изменение-это сумма индивидуальных изменений. К методологическим положениям Бунге относит следующие: 1) общество надлежит исследовать, изучая индивида; 2) социальные явления должны объясняться в конечном счете в терминах индивидуального поведения; 3) гипотезы о закономерностях функционирования и развития общества проверяются в исследовании поведения индивидов .

Именно на этих принципах основана американская психологическая социальная психология. Приведем в качестве иллюстрации наиболее известные ее определения. "Социальная психология есть научное изучение опыта и поведения индивида в связи с воздействием на него социального стимула"; "объектом социальной психологии является изучение зависимости и взаимозависимости между индивидуальными поведениями"; "подавляющее большинство социальных психологов рассматривает свою дисциплину как попытку понять и объяснить, какое влияние оказывает на мысли, чувства и поведение индивидов действительное, воображаемое или предполагаемое присутствие других" (цит. по [Шихирев, 1979, с. 18-19]).

Выбор индивида в качестве исходной единицы анализа (ключевой пункт позиции методологического индивидуализма) объясняется очень просто: носителем психики является индивид, это у него "под кожей" происходят психические процессы, а наука называется хотя и социальной, но все-таки психологией. Другой аргумент состоит в том, что социальная психология как экспериментальная наука выросла из общей психологии, и, будучи с ней таким образом тесно связанной, не должна изменять ее методологическим установкам. Нетрудно заметить, что подобное решение - продукт здравого смысла, а не результат теоретических размышлений. Они отбрасываются как "ме-Предпосылки формирования и общая характеристика парадигмы 3\

тафизика" во имя незамысловатой логики: думает, чувствует индивид - значит с него и надо начинать. Первое важное следствие такого подхода состоит в том, что он исключает понимание социального как атрибутивной характеристики отношений между людьми.

Даже в том случае, когда социальное понимается несколько шире и включает не только присутствие другого, но и наличие иных социальных стимулов (например, элементов культурной среды), общая трактовка существенно не меняется - социальность ситуации определяется через социальность стимула, т. е. его отнесенность к другим людям. При этом упускается из виду, что социальность в подлинном смысле слова не сводится к непосредственному взаимодействию индивидов, а выступает как качество более широких систем - знаковых, экономических, политических. Отметим также, что сама выраженность социального определяется количественно. Иными словами, чем многочисленнее общность, тем она социальнее. При такой механической точке зрения на социальность определяющими в социальном процессе оказываются закономерности межличностного общения в малой группе, т. е. закономерности макропроцессов сводятся к закономерностям микропроцессов. Второе важное следствие применения принципа методологического индивидуализма, тесно связанное с первым, состоит в том, что поиск регуляторов социального процесса ограничивается рамками индивидуальной психики, так называемой человеческой природы.

О том, какое ощутимое влияние принцип методологического индивидуализма оказал на развитие социальной психологии, свидетельствует судьба исследований социальной установки - такого социально-психологического регулятора, который заведомо выходил за рамки индивидуальной человеческой природы и тем самым вступал в противоречие с принципом методологического индивидуализма (см. далее).

В концепции социальной установки, разработанной У. Томасом и С. Знанецким, намечались, перспективы анализа ее в культуре, а не только в индивидуальном поведении. Именно эти перспективы объединения в одном концепте социального и индивидуально-психического привлекли к аттитюду всеобщее внимание и сделали это понятие одним из основных в социальной психологии. Однако затем учеными США вследствие изучения ими социальной установки с позиций методологического индивидуализма была гипертрофирована та ее часть, которую Томас и Знанецкий называли "чьим-то состоянием". В итоге социальная установка была сведена к узким рамкам индивидуального поведения. При этом на второй план отступили не только социальные ценности, но и деятельность. Тем самым установка была изъята из социального контекста, для изучения которого предназначалась,

32 Опыт США: парадигма объяснения

а именно из межгрупповых отношений, занимавших центральное место в исследовании Томаса и Знанецкого.

Таким образом, третье следствие методологического индивидуализма заключается в ограничении анализа социального процесса взаимодействием "индивид-индивид" и "индивид-группа"; из сферы рассмотрения практически выпадает отношение "группа-группа".

В парадигме объяснения главным исследуемым отношением системы социальных субъектов: "индивид" - "группа" - "общество" стало межиндивидуальное отношение, что предопределило и выбор основных объектов эмпирического исследования. Вместе с тем нельзя не отметить, что с введением в модель человека "опосредующих переменных"; содержаний сознания, отчасти мотивационного аспекта, способности активно перерабатывать информацию, организовывать и структурировать ее, существенно расширился круг объектов, в экспериментах люди вытеснили животных.

Пик наивысшего авторитета парадигмы объяснения приходится на конец 60-х годов. Своеобразным символом этого может служить фундаментальное пятитомное "Руководство по социальной психологии" (1968 г.) под редакцией Г. Линдзей и Э. Аронсона, которое по объему почти в три раза превосходило первое издание 1954 г. Знакомясь с ним, читатель не мог бы даже предположить, что столь процветающая научная дисциплина уже начала входить в полосу затяжного кризиса.

Его наступление было подготовлено логикой предыдущего развития. В максимально кратком, обобщенном виде оно предстает как логика движения от внешних проявлений социальной сущности человека в ее внутренние глубины, детерминированные метафизическими закономерностями. Основные, уже пройденные этапы этого движения: 1) от радикального биологического бихевиоризма к бихевиоризму социальному; 2) от социального бихевиоризма к общепсихологичес-кому когнитивизму; 3) от общепсихологического когнитивизма к когнитивизму психосоциологическому.

Немалую роль в этой эволюции сыграли дискуссии о роли социального психолога в обществе, способе практического применения полученных данных и проблеме ценностей как регуляторов исследования На континууме: этический нейтралитет эксперта-технолога - этическая пристрастность ученого-гражданина парадигма объяснения заметно тяготела к первому полюсу.

Несмотря на всю зарубежную и домашнюю критику парадигма объяснения устойчиво занимает доминирующую позицию. В настоящее время по приблизительным оценкам она регулирует не менее 2/ 3 социально-психологических исследований в мире. Ее придержива-Предпосылки формирования и общая характеристика парадигмы 33

ются редколлегии практически 4/5 ведущих профессиональных журналов. Она входит в подавляющем большинстве академических курсов по социальной психологии, читаемых не только в США, но и в остальном мире.

Немногие и довольно робкие попытки отдельных новаторов - "диссидентов" сводятся к предложениям по модификациям этой парадигмы и весьма напоминают попытки подправить учение марксизма - ленинизма, придать ему "человеческое лицо", ни в коем случае не подвергая сомнению суть самого учения. Все это реформаторство имеет мало общего с поиском истины, поскольку отражает обычные проблемы любой институционализированной идеологии, закрепленной в системе формальных и неформальных отношений сообщества, структуре власти, способах поощрения "правильного", лояльного поведения и наказания поведения девиантного.

Тем не менее, так же, как и в других областях человеческой деятельности, и в социальной психологии, в системе знания или социальном институте, происходят в разной степени заметные процессы, в которых исподволь накапливаются радикальные изменения. Именно это и произошло в социальной психологии в начале 70-х годов, когда в Западной Европе стала формироваться парадигма "понимания".

В самом широком плане эти процессы представляют собой маятниковые колебания, достаточно хорошо описанные в науковедении: от увлечения теорией к увлечению методом, от рационализма к иррационализму, от объективизма к субъективизму и т.п.

Поучителен в этом плане может быть краткий очерк истории формирования американской парадигмы объяснения, в котором нельзя не выделить наиболее важные вехи и особенности развития социальной психологии в США до середины века. Этот период условно можно разбить на два этапа: 1900-1923 г.г., 1923-1945 г.г.

Для первого периода характерны теоретико-методологические поиски "одного простого объяснения" для роли психики на всех уровнях сложного социального взаимодействия. Ученые пытались найти базовый исходный элемент. Естественным в этой связи было обращение к ближайшим наукам: биологии, психологии и социологии.

Выбрав и обосновав свой выбор (науки и объяснения) автор стремился построить на этом основании теоретическую систему, которая должна была позволить логически, теоретически установить закономерные связи между эмпирическими фактами, объяснить и предсказать их. Для первого периода характерен выбор социологии в качестве опорной науки. При этом следует отметить еще одну черту - выбор таких социологических направлений, которые, в свою очередь, исходили из различных биологических теорий. Типичный пример - со-34 Опыт США: парадигма объяснения

циальный дарвинизм, представляющий собой попытку перенести некоторые закономерности животного мира на мир социальный, взаимодействие людей, применить понятийный аппарат биологии к общественной жизни.

Подход такого рода был особенно популярен в социальной науке Англии второй половины XIX века. Он наиболее ярко выражен в работах Г. Спенсера . Его последователем в социальной психологии был Уильям МакДугалл , англичанин, переехавший в США лишь в 1920 г., что не мешает американцам считать его одним из основателей американской социальной психологии. Интеллектуальная история МакДугалла весьма любопытна и отражает в известной степени эволюцию самой социальной психологии в то время. После опубликования в 1908 г. книги "Введение в социальную психологию" (этот год повсеместно считается годом рождения социальной психологии как науки) он попытался применить свою концепцию к социальной группе. Так на свет появилась работа "Групповое сознание" . Затем он увлекся (как многие в то время в США) лабораторным экспериментированием с собаками и крысами . Завершающей работой МакДугалла стала книга "Психоанализ и социальная психология" , в которой он стремился синтезировать свои взгляды на взаимоотношения индивидуального и группового начал в социальном процессе. Однако в историю американской социальной психологии он вошел, во-первых, как автор первой фундаментальной работы с термином "социальная психология" в названии, и во-вторых, как пример поисков "простого объяснения" или, как говорят американцы, "симплизма" (от англ. simple - простой). Опираясь на постулаты так называемой гормической психологии, он полагал, что основу человеческого поведения составляют инстинкты, "врожденные тенденции или предрасположенности к определенным движениям", которые впоследствии под влиянием социальной среды и собственного опыта преобразуются в "чувства" (sentiments), выражающиеся в эмоциях (emotions).

Инстинкт, главная аналитическая единица, базовый элемент анализа, по МакДугаллу, был довольно сложной структурой. Его ядро содержало триединство суггестии, имитации и симпатии, представлявших соответственно когнитивный, аффективный и конативный (поведенческий) аспекты. Соответственно чувства (преобразованные инстинкты) согласно МакДугаллу выполняют три функции: 1) конатив-ную, или побуждения к целенаправленному поведению; 2) когнитивную, или функцию избирательной организации опыта в процессе действия; 3) аффективную, или функцию эмоционального наполнения по-Предпосылки формирования и общая характеристика парадигмы 35

буждений. Читатель, немного знакомый с историей исследования социальной установки, без труда обнаружит в этой конструкции предвосхищение трехкомпонентной структуры аттитюда. Добавим, однако, что деление человеческого поведения на эти три компонента: волю, чувство и знание было известно еще в древней Индии и впоследствии было также зафиксировано в древнегреческой философии Пла-тоном. Не ставя перед собой задачи подробного анализа концепции МакДугалла, обратим внимание еще на один ход, обычно не привлекающий внимание. "Верховным", ведущим чувством является у него самоуважение, выражающееся собственно в уважении к себе и гордости. Как мы увидим далее, эта идея стала центральной в одной из наиболее развитых теорий западноевропейской социальной психоло-гий уже в 70-80 годы - этогенике Р. Харре. Отметим также, что постепенно МакДугалл смягчал и жесткую традиционную трактовку инстинктов, все более склоняясь к их пониманию как "склонностей" (propensities). Наконец, одним из первых в американской социальной психологии он настаивал на том, что групповое сознание представляет собой не просто сумму индивидуальных сознаний, а обладает собственным (сейчас сказали бы - системным) качеством. Без сомнения, современный социальный психолог обнаружит немало и других идей в работах Макудугалла, которые окажутся созвучным и современным взглядам, а может быть и более того - плодотворными при решении и нынешних проблем.

В 1908 г. появилась и другая работа под названием "Социальная психология". Ее автором был Э. Росс, социолог с экономическим образованием. Два интеллектуальных источника определяли взгляды Росса - теория "социального целеполагания (телезиса)" американского социолога Л. Уорда и теория подражания французского социолога Г. Тарда . Теория Тарда, надо полагать, не нуждается в комментариях. Теория Л. Уорда известна менее, поэтому целесообразно отметить содержащиеся в ней идеи относительно обоюдного влияния индивида и общества, базового отличия человека от животных в том, что он преобразует обстоятельства своей жизни в то время, как животное приспосабливается к ним, о приоритете, главенстве целенаправленных (человеком инициированных) процессов над природными. Под телезисом Уорд и понимал влияние общества на инстинктивные побуждения индивида. Отсюда идея социального контроля, положенная в основу широко известной в нашей стране книги Т. Шибутани "Социальная психология", в английском варианте имевшей название "Общество и личность" . Уместно также отметить, что, размышляя над возможностями общества и человека в управлении своей жизнью, Л. Уорд пришел к

36 Опыт С111Л: парадигма объяснения

постановке проблемы функции психических факторов в развитии не только общества, но и цивилизации.

Книги Росса и МакДугалла многократно переиздавались в течение почти двух десятилетий и в США и в других странах. Они бесспорно сыграли свою важную систематизирующую роль в развитии социально-психологического знания. Вместе с тем они были лишены важнейшего элемента научного познания - метода и поэтому знаменовали фактически завершение этапа чисто теоретических поисков. Забегая вперед, можно также указать, что по этому же пути шли и другие парадигмы, т.е. начинали с теоретизирования, затем переживали период увлечения методом и вновь приходили к выводу о необходимости теории.

Кардинальной важности урок, который можно извлечь из анализа этого периода американской социальной психологии, состоит в том, что социальная психология не может быть построена как наука, развертывающая одно понятие, основанная на одном свойстве или элементе. Ее основой, как оказалось, может стать только система взаимосвязанных и взаимно согласованных категорий.

Следующий этап развития американской социальной психологии в первой половине нашего века можно смело назвать этапом триумфа лабораторного экспериментирования. В свою очередь, само экспериментирование приобрело столь широкий размах благодаря появлению относительно простого и общедоступного метода измерения социальной установки с помощью различных шкал.

Строго говоря, началом лабораторного экспериментирования принято считать эксперименты Н. Трипплетта , выполненные в конце прошлого века. Суть эксперимента состояла в том, чтобы измерить влияние ситуации соревнования на изменение скорости велосипедиста по сравнению с результатами, полученными в одиночной гонке. Испытуемыми были дети. 20 из 40 испытуемых показали в соревновании более высокие результаты, 10 - немного улучшили их, а у 10 наблюдалось даже ухудшение в связи с перевозбуждением. Трипплетту принадлежит и термин, которым он определил открытое зафиксированное явление - "социальная фацилитация" (social facilitation), впоследствии ставшее одним из популярнейших объектов исследования, особенно при написании диссертаций. Здесь, так же как позднее и во многих других лабораторных экспериментах, устанавливалось то, что было известно людям давным-давно. Главное же достижение состояло в том, что общеизвестные истины могли быть "сосчитаны, измерены и взвешены". И это было огромным шагом вперед. Однако эксперименты такого рода были очень сложны в организационном и чисто техническом плане.

Предпосылки фор.ччроваччя ч общая характсрчстикв порами/мы 37

Поэтому настоящей революцией следует считать появление шкал: социальной дистанции Э. Богардаса (1928), шкал Л. Тёрстона (1928, 1932), P. Ликерта (1932), Л. Гуттмэна (1941). Поскольку эти шкалы хорошо известны и весьма подробно описаны в доступной для читателя литературе (а также потому, что исследования социальной установки будут рассмотрены особо), отметим здесь лишь одно важное обстоятельство. Шкала социальной дистанции Богардаса измеряет, по его же словам, "общую степень взаимопонимания и близости в личных и социальных отношениях, ... степень влияния (тем самым) одного (индивида) на другого" ) и предназначена для изучения реальных и потенциальных конфликтов: трудовых, межэтнических и других. К созданию такой шкалы его побудили достижения культурной антропологии, социологии культуры и успехи гештальтпсихологии. Примечательно также, что инициатором метода шкали-рования стал не психолог, а социолог, осознавший роль психологических факторов в социальном взаимодействии. Появление шкал как собственного исследовательского инструмента имело и чисто психологическое воздействие, сравнимое с преодолением барьера представления о невозможности такого преодоления. Произошло нечто похожее на побитие рекорда в спорте: так достаточно лишь одному человеку преодолеть некий символический рубеж (прыгнуть в высоту выше 2 метров, "выбежать", "выплыть" из какого-то времени) и вот уже этот результат становится доступным многим. Так и социальным психологам стало ясно, что они не обречены на чисто теоретическое исследование, но могут приблизиться к статусу "уважаемых" наук.

Среди других достижений этого периода можно назвать классические полевые исследования Э. Мэйо и его сотрудников (1939), экспериментальные исследования: социальных норм М. Шерифа (1938, 1937), социального пространства К. Левина (1939), социального научения и подражания Н. Миллера и Дж. Долларда (1941). К этому же периоду относятся такие институционально важные события, как начало издания "The Journal of Abnormal and Social Psychology" (1921), создание Общества психологических исследований социальных проблем и, наконец, появление первого "Руководства по социальной психологии" под редакцией К. Мерчисона[МигсЫзоп, 1935].

Публикации подобного рода являются вехами для любой науки, поскольку в них подводятся итоги минимум за 15-20 лет, дается общая оценка состояния исследований, намечаются их перспективы. Тем более красноречив вывод, который делает Мерчисон на фоне описанной выше активности социальных психологов, обретших, казалось бы, наконец свой метод: "Социальные науки в настоящее время наги и слабы перед лицом политической нестабильности мира. Физические

науки, напротив, выглядят столь мощными и блестящими. Либо что-то не так в развитии социальных наук, либо их звездный день еще не пришел. С чувством, близким к отчаянию, взираешь на мелочные, банальные, поверхностные, чертовски малозначимые проблемы, которые социальные исследуют изо всех сил и в поте лица своего" .

Назовем в качестве иллюстрации некоторые темы, вошедшие в "Руководство" 1935 г.: "Социальное поведение человекообразных приматов", "Социальное происхождение и социальные процессы у растений". Комментируя цитированные выше слова Мерчисона, историк социальной психологии У. Саакян спустя сорок лет пишет: "Сегодня, однако, социальная психология предстает во всем своем великолепии, когда общество зависит от нее в исследовании и решении главных своих проблем настолько, что предлагает ей достаточно грантов в надежде, что эта финансовая поддержка будет взаимовыгодна" .

Между тем, такая оценка положения американской психологии констатировала скорее прошедшие после окончания Второй мировой войны десятилетия, нежели надвигающийся кризис. Учитывая то обстоятельство, что основные исследования в рамках парадигмы объяснения были выполнены в период с 1940 по 1980 г.г. дальнейшее изложение в основном по той же схеме будет посвящено детальному анализу этого периода.

Общая задача последующего изложения состоит в том, чтобы показать, каким образом и почему американская парадигма развивалась именно так.

Понятие социальной установки было введено в 1918 г. Томасом и Знанецким. Они определяли ее как психологический процесс, рассматриваемый в отношениях к социальному миру и взятый прежде всего в связи с социальными ценностями. «Ценность, - говорили они, - есть объективная сторона установки. Следовательно, установка есть индивидуальная (субъективная) сторона социальной ценности». Томас и Зна-нецкий неоднократно подчеркивали значение для понимания социальной установки того факта; что «она по своему существу остается чьим-то состоянием». В этом определении социальная установка представлена как психологическое переживание индивидом значения или ценности социального объекта. Она функционирует одновременно как элемент психологической структуры личности и как элемент социальной структуры, поскольку содержание психологического переживания определяется внешними, локализованными в социуме объектами.

Будучи обращенной одной своей гранью к социологии, а другой - к психологии, объединяя аффекты, эмоции и их предметное содержание в единое целое, социальная установка представлялась именно тем понятием, которое, казалось, могло лечь в основу теоретического объяснения социально значимого поведения.

В социальной психологии она была принята с особой готовностью, поскольку представлялась именно той исходной единицей, которая сможет выполнить роль, подобную роли химического элемента в химии, атома в физике, клетки в биологии.

Попытки найти и предложить такой элемент в социальной психологии многочисленны. К ним можно отнести концепцию Макдугал-ла, у которого эту роль выполнял «инстинкт», а также теории, построенные на таких единицах, как «привычки», «чувства» и т.п. Эти исходные элементы были отвергнуты как слишком умозрительные, неопределенные и, главное, не поддающиеся эмпирическому исследованию. Поэтому, когда появился концепт, доступный для операционального определения и в то же время охватывающий содержание, ранее определявшееся интуитивно (СНОСКА: До введения в социальную психологию понятия социальной установки его аналоги (установка восприятия, set и т.п.) уже имели свою традицию исследования в психофизике, общей психологии. Гипотезы о существовании явления, названного впоследствии социальной установкой, высказывались философами с незапамятных времен. Идея, таким образом, витала в воздухе.), то вполне естественно, что он быстро завоевал всеобщее признание.

К концу 60-х годов социальная установка прочно закрепилась как основное понятие при объяснении социально-психологических процессов как на индивидуальном, так и на групповом уровне. По объему исследований с ней может конкурировать только малая группа (СНОСКА: К концу 60-х годов на долю установки приходилось около 25% всех исследований в социальной психологии.), но если исследование установки можно себе представить вне группового процесса, то обратная картина просто немыслима.

П.Н. ШИХИРЕВ: УЧЁНЫЙ И НАСТАВНИК

В декабре 2011 г. исполнилось бы 75 лет видному отечественному учёному, доктору психологических наук, профессору Петру Николаевичу Шихиреву. Российской и мировой научной общественности П.Н. Шихирев известен как методолог, теоретик социальной психологии, учёный-исследователь и психолог-практик, принимавший активное участие в становлении отечественной социальной психологии. Сфера его профессиональных интересов была исключительно обширна. Более чем за 30 лет служения науке учёный внёс огромный вклад в теорию и методологию социальной психологии, а также в развитие её направлений – истории социальной психологии, психологии межгрупповых отношений, этнической, экономической, организационной психологии, психологии ведения переговоров и разрешения конфликтов, психологии отклоняющегося поведения, социальной психологии и этики бизнеса.
При знакомстве с П.Н. Шихиревым поражали его поистине энциклопедические знания. Причём не только в психологии, но и философии, истории, филологии, литературе, искусстве и других областях культуры. Он знал и помнил авторов основных работ по обсуждаемой в данный момент проблеме, суть их идей и всю информацию, которая могла оказаться полезной. Он щедро и бескорыстно делился этими знаниями с окружающими, «подпитывая» ими своих аспирантов и студентов, ведя научную дискуссию или обосновывая какую-то новую идею. Это было всегда ярко, живо, оптимистично и остроумно.
Искромётность его ума и чувство юмора в сочетании с глубиной и широтой рассмотрения теоретических положений и эмпирических фактов создавали атмосферу свободного творческого поиска, «мозгового штурма» и доверительного общения маститого учёного и его собеседника, независимо от возраста, социального статуса и научных заслуг последнего.
Профессиональная «стратегия» П.Н. Шихирева – всегда быть на острие новых начинаний в развитии психологической науки, там, где закладывался фундамент новых направлений, ставились и решались наиболее перспективные и сложные задачи. Как учёного и человека его отличали исключительная творческая работоспособность, пытливый ум, новаторский дух и преданность науке, которой он посвятил всю свою сознательную жизнь.
П.Н. Шихирев родился 14 декабря 1936 г. в городе Ломоносове Ленинградской области в семье педагогов. Его отец, Николай Петрович, был лингвистом, преподавателем английского и немецкого языков, в годы Великой отечественной войны служил военным переводчиком. Мать, Антонина Петровна, инженер-механик по образованию, работала преподавателем черчения в техникуме. В их семье было семеро детей. Необходимо отметить особые семейные традиции, на которых воспитывался будущий учёный, и то большое влияние, которое оказали на формирование его личности родители, высоко образованные культурные люди и патриоты своей Родины. Вспоминая о них, Пётр Николаевич говорил, что всеми достойными делами, которые ему удалось совершить, он обязан родителям, этим удивительно сильным, мудрым и чистым сердцем людям.
По рассказам самого П.Н. Шихирева, нравственным законом их семьи являлось безукоризненное уважение и почитание предков, знание родословной как по отцовской, так и по материнской линии. Он с гордостью вспоминал, что его дед со стороны отца, Пётр Павлович, в 1904-1916 гг. служил инспектором народных училищ в Нижегородской губернии, а дед по матери, Пётр Лавреньевич, был церковным старостой. Его родители выросли в многодетных семьях, и с малых лет у них сформировались как основные жизненные ценности почтение к старшим, исключительное трудолюбие, жизненная стойкость, дисциплинированность в делах и поступках, доброжелательное отношение к людям. В такой нравственной и психологически здоровой атмосфере дети Шихиревых росли самостоятельными и ответственными людьми, приучались любить и уважать честный труд, не бояться трудностей. По признанию Петра Николаевича, отец привил всем детям привычку к здоровому образу жизни и стремление к достижениям: все они были хорошими спортсменами, учились в школе только на «хорошо» и «отлично» и получили высшее образование.
Этой отцовской установки хватило надолго. Достаточно сказать, что Шихирев, будучи прекрасным теннисистом и пловцом, в возрасте 50 лет пробежал марафон (42 км). Его отличали также и незаурядные интеллектуальные способности. Об этом свидетельствует то, что в 16 лет, окончив с золотой медалью среднюю школу, он приехал в Москву с Дальнего Востока, где тогда проживала их семья, и в 1953 г. без какой-либо посторонней помощи поступил в МГИМО МИД СССР. За годы своей учёбы в институте Шихирев, в отличие от большинства своих однокурсников, освоил не два иностранных языка, а шесть – французский, итальянский, английский, немецкий, румынский и испанский. Окончив МГИМО в 1959 г. и став специалистом по международным отношениям со странами Запада, он начал работать старшим референтом Комитета международных организаций и с 1959 по 1966 гг. посетил в качестве переводчика и члена российских делегаций такие страны, как США, Англия, Румыния, Венгрия, Польша, Португалия, Франция, Италия.
Собственно научная деятельность П.Н. Шихирева начинается с 1966 года, когда он стал научным сотрудником Отдела проблем общественного сознания в Институте международного рабочего движения АН СССР. К этому времени у него под влиянием накопленного жизненного опыта уже сформировался стойкий и, как показала его последующая научная деятельность, глубокий интерес к психологии как сфере профессиональной деятельности. Об этом свидетельствует и публикация в 1971 г. в журнале «Вопросы философии» его первой статьи по социальной психологии «Исследование стереотипа в американской психологии».
Как известно, в 1960-1970-х гг. в нашей стране начинается интенсивное развитие многих отраслей психологической науки. Поэтому неудивительно, что П.Н. Шихирев как пытливый и дальновидный исследователь сразу взялся за разработку такой актуальной на тот момент проблемы, как психология социальной установки. Необходимость введения этой категории в концептуально-терминологический аппарат социальной психологии обсусловливалась стремлением психологов к универсальному объяснению всего социального поведения человека. И психология социальной установки воспринималась как своеобразный прорыв в теории и методологии науки. Выбор П.Н. Шихиревым данной научной проблематики подтверждает его ориентированность на исследование и решение фундаментальных проблем психологической науки.
В 1972-1974 гг. работая старшим преподавателем Института общественных наук ЦК КПСС, Шихирев подготовил и в 1974 году защитил кандидатскую диссертацию по психологии социальной установки под руководством известного обществоведа и специалиста в области социальной психологии личности, доктора философских наук Ю.А. Замошкина. Диссертационное исследование сразу поставило П.Н. Шихирева в один ряд с такими известными исследователями теории социальной установки, как Д.Н. Узнадзе, А.С. Прангишвили, В.А. Ядов и др. Он внёс значительный вклад в разработку данного направления социальной психологии и по праву считается одним из создателей современной концепции социальной установки.
С 1974 по 1992 гг. научная и педагогическая деятельность П.Н. Шихирева была тесно связана с Институтом психологии АН СССР (РАН), где он работал старшим научным сотрудником в лаборатории социальной психологии под руководством и в сотрудничестве с такими известными учёными, как Б.Ф. Ломов, Е.В. Шорохова, К.А. Абульханова-Славская и др. Этот период ознаменовался взлётом его творческих способностей как в научной, так и в педагогической, наставнической деятельности. Основными научными результатами данного этапа стали две фундаментальные монографии: «Современная социальная психология США» (1980), «Современная социальная психология в Западной Европе» (1985). До настоящего времени эти работы являются для отечественных социальных психологов основополагающими научными трудами, анализирующими актуальные тенденции мировой и отечественной социальной психологии.
Итогом творческой деятельности П.Н. Шихирева по теоретико-методологической проблематике социальной психологии стала защищённая им в 1993 г. докторская диссертация «Эволюция парадигмы в современной социальной психологии». Эта работа внесла исключительно большой вклад в развитие современной социальной психологии и стимулировала формирование таких направлений психологической науки, как психология конфликтов, лжи, справедливости, социальной идентичности, этническая психология, которые в дальнейшем стали разрабатываться его учениками и последователями.
В конце 1980-х гг. П.Н. Шихирев одним из первых отечественных учёных стал интенсивно заниматься этнической психологией и психологией межгрупповых отношений: поскольку с изменением социально-политической обстановки в стране и в мире значительно возросла роль этнического фактора в регуляции межгрупповых отношений, возникла необходимость разработки этой проблематики как в теоретическом, так и в прикладном аспектах. В это время П.Н. Шихирев выполнял не только научную, но и большую практическую работу в качестве эксперта многих проектов правительства СССР и ООН; его ученики также выступали в роли специалистов по урегулированию межэтнических конфликтов во многих регионах постсоветского пространства.
П.Н. Шихирев вёл большую педагогическую деятельность, являясь по признанию слушателей блестящим лектором и популяризатором психологических знаний. Он читал лекции не только в России, но и во многих университетах и научных центрах США и Европы: в 1992 г. он преподавал в качестве приглашённого профессора в Калифорнийском университете (Ирвайн, США), а в 1995 г. – в Джорджтаунском университете (Вашингтон, США). Он был близко знаком и поддерживал тесное сотрудничество со многими зарубежными учёными, такими как Ч.Р. Миллс, С. Московичи, А. Минделл, А. Витале, Дж. Коул и др.
Ещё одной актуальной темой исследований П.Н. Шихирева стала проблема психопатологии алкоголизма, которая к девяностым годам XX века стала приобретать особую остроту. Он публикует серию статей и монографическую работу, посвящённую психотерапии алкоголизма: «Алкоголизм: опыт психологических исследований в СССР» («Психологический журнал», 1987); «Влиять на духовную сферу» (в сборнике материалов научно-практической конференции «За здоровый образ жизни», 1989); «Жить без алкоголя? Социально-психологические проблемы пьянства и алкоголизма» (1988).
С 1992 г. П.Н. Шихирев руководит Центром социальных психологических исследований Высшей Школы Международного Бизнеса Академии Народного Хозяйства при Правительстве РФ. Сферой его основных научных интересов наряду с проблемами кросскультурной психологии становятся психология организационного поведения и этика бизнеса. И опять он выступает одним из ведущих учёных-психологов, активно реагирующих на проблемы и актуальные запросы общества.
П.Н. Шихирева можно по праву назвать одним из первых отечественных социальных психологов, обратившихся к изучению психологии нравственности. В своих книгах «Акулы и дельфины: психология и этика российско-американского делового партнёрства» (1994; в соавторстве с Р. Андерсоном, США), «Этические принципы ведения дел в России» (1999), «Введение в российскую деловую культуру» (1999), а также в многочисленных статьях (их более 90) он раскрывает значение этических ценностей и доверия для межличностных, межгрупповых и межкультурных отношений. В центре его внимания оказываются социально-психологические аспекты репутации, доверия в организациях, разрешения этических дилемм, социального капитала, неформальной экономики. В своих работах он стремился показать, что экономическое поведение основано на отношениях взаимного доверия, регулируется нравственными нормами. С отстаиванием этой научной и гражданской позиции связана общественная деятельность последних лет его жизни. С 1996 г. Пётр Николаевич был вице-президентом Национального Фонда «Российская деловая культура» Торгово-промышленной палаты РФ.
Этот период научной деятельности учёного ознаменовался выходом в свет труда «Современная социальная психология» (1999), который явился итогом его многолетней деятельности как теоретика, методолога и практика социальной психологии, обобщив идеи и соображения по перспективам развития психологической науки в целом.
В качестве перспективных областей социально-психологических исследований, обозначенных в этой работе, можно назвать групповую психологию, сдвиг к которой от психологии индивидуальной выделен в качестве одной из основных теоретических проблем социальной психологии; психологию социальной идентичности, которая в отечественной науке во всём её объёме впервые была поставлена и исследована именно Шихиревым; психологию социальных представлений, включая её кросскультурные аспекты.
Пётр Николаевич Шихирев был замечательным семьянином, вырастил и воспитал троих детей, всегда следуя в своей жизни принципу поиска и бесстрашного исследования истины, ставя во главу угла духовное и нравственное совершенствование, а не материальную выгоду. Его супруга Лариса Дмитриевна, дети и близкие с уважением и любовью чтут его память.
П.Н. Шихирев скончался 9 января 2004 года на 68 году жизни. Его судьба – это типичная судьба талантливого русского учёного и интеллигента. Он оставил на рабочем столе рукописи неоконченных книг, письма коллегам и учёным, большое научное наследие и библиотеку, переданные его родственниками научному архиву Института психологии РАН.
Нельзя не отметить очень важную функцию научно-педагогической деятельности П.Н. Шихирева, к которой он относился с чрезвычайным вниманием, ответственностью и самоотверженной отдачей и выполнял до последних дней своей жизни – функцию наставника и учителя молодых ученых. В числе его учеников можно назвать докторов наук Н.М. Лебедеву и Г.У. Солдатову – ведущих отечественных учёных в области этической и кросскультурной психологии; И.Р. Сушкова – ведущего специалиста по психологии межгрупповых отношений; Л.И. Науменко – одного из признанных специалистов в области социальной психологии Беларуси и многих других учёных.

СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ НА ЗАПАДЕ: НОВАЯ ПАРАДИГМА В ДЕЙСТВИИ

И. Е. ЗАДОРОЖНЮК

Москва

Шихирев П.Н . Современная социальная психология в Западной Европе. М.: Наука, 1985. 176 с .

Решение стоящих сегодня перед социальной психологией задач предполагает углубленную разработку ее методологических проблем, и в частности изучение тенденций ее развития в буржуазных странах. Этому посвящены книги П.Н. Шихирева «Современная социальная психология США» (М., 1979) и «Современная социальная психология в Западной Европе» (М., 1985).

Подобная последовательность в разработке темы, на наш взгляд, не случайна. Социальная психология в США, как это отмечает и П.Н. Шихирев , во многом исчерпала потенциал своих методологических принципов, особенно принципа методологического индивидуализма, в соответствии с которым исходным моментом социально-психологического исследования является поведение индивида, взаимодействующего с другими людьми. Это осознали многие американские исследователи, но новая парадигма для социальной психологии была предложена не ими, а учеными Западной Европы, которые испытали на себе влияние идейного наследия К. Маркса и Ф. Энгельса. Естественно, что результаты этого «открытия» рассматривались во многом через призму неомарксистских теорий, подвергающих ревизии взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса (к примеру, концепции негативной диалектики франкфуртской школы, диалектики, которая образно говоря, никак не может остановиться в своем отрицании всего и вся; в рамках социальной психологии это выражается в абсолютизации взаимного оценивания индивидов, предельной субъективности процессов социального сравнивания и т.д. без анализа классовых позиций носителей этих отношений). В то же время автор справедливо подчеркивает, что «даже частичное, фрагментарное, не вполне последовательное применение идей К. Маркса, их влияние, даже опосредствованное произвольными интерпретациями, тем не менее, обеспечивает западноевропейским социальным психологам заметное преимущество перед их американскими коллегами» (с. 158).

Своеобразие интереса западных психологов к марксистским идеям состоит в том, что они принимают теоретические положения марксизма и при этом отрицают выводы, которые из этих положений делаются. Особенно ярко это проявляется в определении предмета социальной психологии и проблеме ее построения как общей теории. Ведущие социальные психологи Западной Европы - С. Московичи, Г. Тажфел , И. Израел - признают определенную значимость производственных отношений в жизни общества. Но в то же время, обращаясь к «механике» социально-психологического аспекта, они выводят ее законы из постулатов или микросоциологии, или модернизированного психоанализа, или символического интеракционизма , или, наконец, этогеники - теории, претендующей на адекватный анализ социального поведения человека (этогенический подход Р. Харре «дополняет» К. Маркса анализом экспрессивных изменений в системе норм).

В книге показано, что стремление дополнить Маркса вызвано двумя причинами: «нехваткой дыхания» при решении общесоциальных проблем и отсутствием «позитивного образа» социальной психологии, т. е. нерешенностью центрального для всякой науки вопроса о ее предмете.

Автор не только сопоставляет точки зрения американских и западноевропейских психологов, но и предлагает свое конструктивное решение этого вопроса. (Отметим, что прием противопоставления авторской позиции, основанной на марксистско-ленинской методологии, и позиций западных психологов проходит сквозь всю книгу.) «Объект социальной психологии - психическое как форма и способ существования общественных отношений. Ее предмет - психическое как регулятор социального процесса (взаимосвязи, взаимодействия и взаимозависимости людей) на различных уровнях социальной системы. Социальная система для социальной психологии есть система отношений социальных субъектов - индивидуальных и коллективных - Друг к другу и к действительности. Социальная психология изучает отражение социальной системы социальными субъектами» (с. 57). Это определение является слишком общим , оно нуждается в дальнейшей конкретизации механизмов

социального отражения; в книге под ходы к такой конкретизации лишь намечены. При этом автор, критически анализируя различные западноевропейские теории, логически приходит к выводу о необходимости целостной теории социальной психологии, основанной на принципе системности.

Задачи и объем работы оставили за рамками книги многие аспекты прикладной деятельности социальных психологов Запада. Новая парадигма в действии представлена лишь на примере внедрения результатов исследований, проведенных норвежскими социальными психологами (Э. Торсрудом и его сотрудниками). Суть их экспериментов заключалась во внедрении групповой организации труда, в частности в повышении взаимозаменяемости рабочих, активизации их участия в принятии производственных решений, минимизации управленческих воздействий извне. Рост производительности труда при этом составлял от 20% до 40% (с. 151). Капиталистическая система, естественно, ставит определенные границы внедрению подобных методов, и «партиципативный демократизм» Торсруда (предполагающий частичное участие рабочих в принятии производственных решений) во многом иллюзорен при сохранении эксплуататорских отношений. Но методы его исследований, включающие вхождение экспериментатора в уже сложившуюся систему межгрупповых отношений, его критика академизма, его акцент на преобразовательных моментах в рамках группы представляют интерес не только для социальных психологов.

Наиболее наглядно различия между американской и западноевропейской парадигмами в социальной психологии прослеживаются в исследованиях межгрупповых отношений. Г. Тажфел и его последователи совершенно справедливо указали на неадекватность представления межгрупповых отношений наподобие межиндивидуальных . Последние же, по образному сравнению Г. Тажфела , похожи на одновременное падение теннисных шариков на стол и их отскок по разным, иногда пересекающимся траекториям. Падение же шариков на несколько столов якобы представляет модель межгрупповых отношений. Но здесь, считает Г. Тажфел , теряется системное качество, которым обладает группа в ее отношении с другими группами. Вывод справедлив. Однако Г. Тажфел , трактуя группу как социальное единство, видит корень этого единства в степени социального согласия, а не в объективном ее положении в обществе. Группа для него - когнитивная реальность, значимая для индивида в данный момент, социальная мобильность - убеждение индивида в возможности повысить свой социальный статус, а социальное изменение - подобная убежденность в достижении групповых целей. П.Н. Шихирев поэтому справедливо подчеркивает, что предметом исследования у Г. Тажфела выступают не реально существующие структуры социальных отношений, а главным образом их отражение в групповом и индивидуальном сознании. Автор книги отмечает такое понимание предмета исследования как существенный недостаток позиции Г. Тажфела , однако акцент ставится им именно на достижениях Г. Тажфела и его последователей. Выводы этих социальных психологов относительно межгрупповой дискриминации, активизации пассивных групп, влияния межгрупповых отношений на отношения внутри групп представляют в этом плане несомненный интерес. К сожалению, за рамками книги осталось рассмотрение прикладной социальной психологии в сфере экономики, политики и педагогики (если не считать указания на любопытный факт - рост популярности так называемой аналитической социальной психологии, соединившей в себе психоанализ и социологию, в сфере педагогической психологии в ряде стран Западной Европы; см. с. 20).

В целом автор зримо и убедительно показал интересное явление в рамках западной социальной психологии (и до определенной степени в западной социальной науке вообще) - отказ от американской парадигмы, заключающейся в методологическом индивидуализме и логически связанном с ним структурном функционализме. Стремясь полнее охватить реалии, западноевропейские социальные психологи пришли к необходимости признать значительный эвристический потенциал идей классиков марксизма. Более того, анализ конкретных проблем социальной психологии показывает неадекватность многих положений неомарксизма , в частности идей франкфуртской школы Признание этих моментов - значительный шаг в развитии западной социальной психологии, который, однако, скован социальным контекстом, ограничивающим как методологические возможности буржуазной психологии, так и устремления ее о тдельных представителей. Хотелось бы отметить обсуждаемое в конце книги методологическое значение понятия Verkehr , одного из главных в «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса. В русских переводах объем понятия, обычно выражаемого термином «общение», гораздо шире, отмечает автор; « Verkehr - это

определение движения общественной связи, или движущегося общественного отношения, т.е. его процессуальное определение» (с. 161).

Глубокий и творческий подход к идейному наследию основоположений марксизма характерен для монографии в целом. Автор успешно решил задачу, поставленную во введении,- подвергнуть критическому анализу «конструктивистские попытки» прямого или косвенного обращения к работам К. Маркса, предпринимаемого в западноевропейской психологии. Особенно убедительно сделано это в разделе, посвященном этогеническому подходу Р. Харре .

Учитывая сложность поставленных задач в монографии, нетрудно выявить и обусловленные ими недостатки: порой чрезмерную информационную насыщенность (пятая глава), фрагментарность рассмотрения моделей человека и общества, отсутствие анализа взглядов социальных психологов в некоторых западноевропейских странах (например, Италии, Испании)

Нельзя не согласиться с П.Н. Шихиревым , когда он, делая вывод о тупике, в который зашла западноевропейская социальная психология, завершает свою книгу словами о большой ответственности представителей марксистско-ленинской социальной психологии Критически проанализировав развитие социально-психологической мысли в Западной Европе, автор показал плодотворность попыток применения марксистского подхода к определению предмета социальной психологии, даже если они непоследовательно осуществляются западными учеными.