Генерал армии дубынин виктор петрович. Хоть бы день без войны «Он умел держать удар»

По мнению многих из них, будь Дубынин на своем посту, - история российской армии пошла бы совсем другим путем. Не было бы расстрела Белого дома, позора чеченской войны, шараханий из стороны в сторону под названием «военная реформа», да и авторитет высшего военного руководства никогда не подвергался бы сомнению. Ни в войсках, ни в обществе.

Впрочем, когда вспоминаешь некоторые факты из жизни этого человека, ассоциации с сегодняшним днем возникают сами по себе. И с этим уже ничего не поделаешь.

«Я обязан ему жизнью»

Полковник Владимир Исаков и генерал-майор Виктор Дубынин были друзьями. Какими могут стать офицеры только на войне. Жили в Кабуле в одном доме, квартира под квартирой. И два года мотались вместе по всему Афганистану, в вертолетах и на бронетранспортерах. Генерал, заместитель командующего 40-й армии, отвечал за организацию боевых действий. Полковник, заместитель начальника тыла армии, за материально-техническое обеспечение этих боев.

В мае 1986 года, сразу же после Дня Победы, полковнику Исакову пришел вызов на учебу в Академию Генерального штаба. На операцию по замене афганских пограничников у Парачинарского выступа вместо него должен был отправиться другой офицер.

Выступ прикрывал кратчайший караванный путь из Пешавара на Джелалабад и Кабул. По нему из Пакистана вместе с самой разной продукцией регулярно шли в Афганистан машины с боеприпасами, снарядами к самодельным душманским системам залпового огня, с выстрелами к американским переносным зенитным комплексам «Стингер», с другим оружием. И раз в год, обычно весной наши войска проводили там операцию по замене афганских погранзастав, что контролировали дорогу. Занимали в ущелье господствующие высоты, перекрывали границу, организовывали беспрепятственный и сравнительно безопасный проход-выход царандоя.

Исаков складывал чемодан, когда к нему подошел Дубынин и попросил:

Ты столько раз ходил со мной на операцию, сходим еще разок. Напоследок.

Лучшие дня

У полковника, как он мне рассказывал пятнадцать лет спустя, впервые за все эти годы что-то заныло в груди:

Извини, Виктор Петрович, почему-то не хочется.

Ну, если боишься, - не ходи, - пожал плечами Дубынин.

После таких слов не пойти на операцию Исаков не мог.

Они приземлились на Парачинарском выступе, где был оборудован армейский КП, накануне операции, вечером. А утром, едва рассвело, на гору обрушился массированный огневой налет реактивных снарядов. «Эрэсы» били по командному пункту с пакистанской территории. И очень точно. Видно, душманы за зиму успели как следует пристреляться. Полковник Исаков и еще несколько офицеров угодили под первые же залпы. Не спасли ни каска, ни бронежилет. Двадцать четыре стальных осколка извлекут потом из тела тыловика армейские хирурги.

Генерал Дубынин бросился к рации.

-«Ноль седьмому», - приказал он командиру вертолетного звена, что кружило над ущельем, - срочно ко мне, забрать раненых.

Не могу, товарищ «первый», - прокричал в наушники вертолетчик, - могут сбить и меня.

Если ты не приземлишься, - гаркнул в микрофон Дубынин, - я собью тебя сам.

И приказал расчету зенитно-пулеметной установки дать очередь в сторону вертолетов. Через минуту «вертушка» пошла вниз, прямо под разрывы «эрэсов». Истекающего кровью Исакова, других раненных несли к Ми-8 под градом осколков. Но им здорово повезло, разрывы никого окончательно не добили. А пара лишних пробоин на ногах и руках уже не считаются.

Вертолет взял курс на Кабульский госпиталь, а эрэсы все молотили и молотили по Парачинарскому выступу, по склонам гор, что нависли над дорогой, по окопам, где укрылись наши батальоны. Но открыть ответный огонь, подавить душманские реактивные установки Дубынин не имел права, - они находились за пределами афганской территории. Он позвонил главному военному советнику в Афганистане, представляющему министерство обороны Союза:

Разрешите открыть ответный огонь.

Мы с Пакистаном не воюем, - отрезал тот. - Знаешь, что с нами будет, если Карачи направит в Москву ноту протеста?!

Дубынин знал это, но жизнь солдат и офицеров 40-й армии, видимо, значила для него гораздо больше, чем крушение карьеры. Заместитель командующего, нарушая все законы субординации, позвонил через все головы прямо начальнику Генерального штаба. Но ответ оказался тем же. Тогда он сам поднял в воздух армейскую штурмовую авиацию и развернул на Пакистан стволы своей реактивной и ствольной артиллерии. Несколько залпов «Ураганов» и «Гвоздик», ракеты «Грачей» размели душманские «эрэсы».

Ноты протеста из Карачи почему-то не последовало.

А через пару дней, когда операция под Парачинаром была завершена, Дубынин появился в палате Исакова. Принес апельсины, бутылку коньяка. Наполнил рюмки.

Прости меня, Володя, - сказал он. - Не понял я тебя тогда.

Чего уж там, - только и ответил Исаков.

Исаков рассказывал мне о том далеком эпизоде из своей «афганской молодости», несколько раз повторил, что никогда не забудет, кому обязан жизнью, - не приземлись тогда под огнем вертолет и не попади он своевременно на операционный стол, - вспоминать было бы нечего. А у меня перед глазами стоял другой эпизод, с нынешней «чеченской войны».

Трагическая гибель 18 января 2000 года в Заводском районе Грозного заместителя командующего 58-й армии генерал-майора Михаила Малофеева. Погибшего генерала бросили на поле боя. Его тело не могли найти больше недели. Никто не знал, где оно - то ли осталось под завалами рухнувшего дома, то ли унесено боевиками. Почему в Чечне у наших войск не оказалось таких генералов, как Дубынин, для меня навсегда останется неразрешимым вопросом.

«Он умел держать удар»

В Афганистане бывало всякое.

Летом 1986 года по непостижимой случайности наши летчики вдруг отбомбились по детскому приюту в Кандагаре. Беда страшная. Погибли малыши, их воспитатели. Разрушены дома. Как объяснить населению страны и так не очень доброжелательно относившемуся к «шурави», что это трагическая ошибка? Как загладить вину перед теми, кого уже не вернешь? Врать, что из городских кварталов кто-то обстрелял наши «Грачи» из крупнокалиберных пулеметов и «Стингеров» и потому в ответ полетели ракеты?

Такого не было, и командующий 40-й армией не мог себе позволить подобного поведения.

Я находился в кабинете генерала Дубынина, когда ему позвонил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, - рассказывал мне военный врач Юрий Немытин. - Командующий как раз ставил нам задачу вылететь в Кандагар, принять все меры для спасения раненых, оказать пострадавшим всю необходимую помощь.

Звонок по ЗАСу (засекреченная связь) и предупреждение телефонистки, с кем предстоит говорить командующему, никак не отразились на его лице. Хотя Генеральный секретарь ЦК крайне редко напрямую обращался к командующему армией в Афганистане. И такой звонок не мог обещать генералу Дубынину ничего хорошего. Но он даже не попросил присутствующих в кабинете офицеров, как бы поступил на его месте любой другой человек, оставить его один на один с Верховным главнокомандующим. Даже не изменился в лице, только остался стоять у стола, как и стоял до этого, разговаривая с врачами, снабженцами и военными строителями.

Вопросов мы не слышали, - рассказывал мне Немытин. - Но по ответам Дубынина можно было догадаться, о чем его спрашивал Михаил Сергеевич.

Чувствовалось, главный человек в государстве интересовался, что и как произошло, кто виноват, какие приняты меры, чтобы как-то исправить, скомпенсировать крайне неприятную для нашей страны и армии ситуацию.

Дубынин подробно, с деталями, не сгущая красок и никого не обеляя, спокойно и хладнокровно рассказал о происшедшем. С чувством собственного достоинства, без подобострастия, но с подчеркнутым уважением к собеседнику - главе государства, партии и вооруженных сил. А на вопрос, кто виноват в ЧП, прямо сказал:

За все происшедшее в армии отвечает командующий.

После недолгой паузы, вызванной, наверное, какими-то словами Генсека ЦК, начал доклад о принятых мерах по исправлению ситуации, о политических переговорах, проведенных ночью с правительством Афганистана, и о том, какие действия запланированы по лечению пострадавших и по оказанию конкретной помощи их семьям...

Меня поразило, - вспоминал военный врач, - как кратко, четко и исчерпывающе полно доложил о проделанной и запланированной работе командующий. Настолько внятно и ясно, что у Михаила Сергеевича не появилось ни одного дополнительного вопроса. И еще я почувствовал, что Дубынин умет быстро собраться в сложной психологической ситуации и держать удар, каким бы сильным он не был.

Что было тогда важным для афганского населения? Оказать медицинскую помощь. И она была оказана. Генерал Дубынин послал в Кандагар группу из двенадцати врачей и медицинских сестер. Это были уникальные специалисты - сотрудники Военно-медицинской академии имени Кирова, имеющие богатый опыт работы на войне. Врачи отправились в провинцию буквально через считанные часы после трагедии в приюте и сразу же начали спасать детей.

Работали, не покладая рук, сутками напролет, но сумели сохранить жизни шестидесяти мальчишкам и девчонкам. Их семьям по приказу Дубынина было выделено много продовольствия - сотни килограмм муки, зерна, сахара, круп, вещевого и прочего имущества. Наш строительный отряд за две недели восстановил все здания и постройки детского приюта, жилье для персонала... Мы вышли из той неприятной ситуации с достоинством. И политически, и по-человечески.

Уверен, - сказал мне Немытин, - это удалось только благодаря Виктору Петровичу, который проявил тогда незаурядное мужество и редкую для государственного деятеля и военного руководителя честность. Хотя никто, конечно, не знал и не догадывался, чего стоили ему эти качества, как он все переживал, сжигал своими душевными муками собственное здоровье. Я понял это, когда узнал, что он родился в ГУЛАГе, куда по чьему-то навету отправили его отца - простого металлурга, и эту боль он носил в своем сердце всю жизнь, когда через пару лет после Афганистана Дубынин оказался на операционном столе госпиталя Вишневского с тяжелейшей болезнью, от которой обычно не поправляются.

А в голове - опять Чечня. Почему нам не достает мужества и честности, чтобы признать свои ошибки? Когда наши войска, наверняка по ошибке - на войне всякое бывает, иногда обстреливают мирные села и убивают ни в чем не повинных людей. Нет Дубыниных?

Он переживал за каждого

Командиром дивизии полковник Барынькин стал в Афганистане. Прибыл «за речку» 7 июля 1986 года, принял 108-ю мотострелковую, и, как с корабля на бал, - на Панджшерскую операцию. Говорит сегодня, сам напросился.

Конечно, получил подробный инструктаж от командующего, познакомился с командирами полков и даже батальонов, побывал в их расположении, увидел, как тут, в Афгане, живут и служат. Оказалось, что некоторые части дивизии ведут бой в горах. Где должен быть в этот момент командир, спросил себя молодой комдив? Конечно, среди воюющих. Обратился к Дубынину: разрешите убыть в район боевых действий.

Тот разрешил. Мало того, прилетел за Барынькиным на вертолете, высадил его на КП дивизии в районе Майданшахр, представил командирам и отправился дальше. Полковник стал вникать в ситуацию. Воевать до Афганистана ему никогда не приходилось, даже учения в горах не организовывал. Так что на душе у него не то, чтобы кошки скребли. Но было очень и очень не спокойно.

Дубынин появился на КП 108-й за день до начала операции. С ним прилетел и генерал для особых поручений начальника Генерального штаба. Командующий заслушал доклад комдива о его решении на ведение боевых действий, сделал ряд уточняющих замечаний и утвердил замысел. Расписался в командирской карте Барынькина, сказал:

Выполняйте!

Но тут генерал, представитель НГШ, стал высказывать свои замечания. Они коренным образом отличались от решения, предложенного командиром дивизии. Дубынин мягко остановил его.

Думаю, комдиву виднее, как решать поставленную перед ним боевую задачу. Он на КП не первый день.

Но генерал не унимался. Тогда не выдержал и командующий:

Кто здесь командир?! - вскипел он. - Кто будет отвечать за результат операции - вы или Барынькин?!

Представитель Генштаба примолк.

Выполняйте свое решение, - приказал Барынькину Дубынин.

Комдив принялся отдавать соответствующие распоряжения.

Каждый из присутствовавших тогда на КП 108-й, а там были не только офицеры управления дивизии, но представители входящих в нее полков, даже солдаты, понимали - представитель НГШ мог потом нажаловаться на Дубынина своему начальнику. Тот из ложного, не всегда справедливого представления, что вышестоящий командир всегда прав, спустил бы на командующего армией всех собак и, что опаснее всего, мог объявить ему взыскание. Это надо было командарму?! Вряд ли. Но не защитить своего комдива на глазах у его сослуживцев тот тоже не мог. Авторитет офицера, честь подчиненного, жизнь воина для Виктора Петровича, говорил мне потом Барынькин, всегда были выше и значительнее, чем какие-то мелкие карьерные соображения.

Есть тут и еще один очень важный момент. На войне за все отвечает один человек. Тот, кто командует на поле боя. Его решение, правильное или неправильное, но доведенное до конца, до полной реализации задуманного, может обсуждаться только после выполнения операции. А в ходе сражения любые посторонние «реплики», «добрые советы» и настойчивые требования «заезжих начальников» всегда губительны. Так как искажают замысел командира и часто приводят к необоснованной гибели людей. Что, кстати, из-за несогласованности в работе командования и нарушения принципа единоначалия мы регулярно наблюдаем в Чечне.

Дубынин подобного не допускал. И все командиры были бесконечно благодарны ему за этот подход.

В другой раз командирские качества генерала Дубынина, рассказывал Барынькин, ему довелось узнать в ходе операции в зеленой зоне Панджшерской долины в районе Чарикара, осенью 1986 года.

Бой для 108-й дивизии сложился неудачно. Техника залезла в «зеленку» (сады) слишком глубоко. Хотели окружить и расчленить достаточно крупное бандформирование, а потом начать уничтожать его огнем артиллерии и авиации по частям. Но оказалось, душманы - не лыком шиты. Они пустили в виноградники воду, боевые машины увязли в глине, а духи открыли по танкам и БМП огонь из колодцев (кяризов). Выстрелят и мгновенно пропадают в подземных лабиринтах.

Начались потери. Погибло девять человек, появилось 50 раненных. Трое воинов пропало без вести....

Барынькин доложил командующему по телефону все, как есть, не утаивая ни одной подробности, не приукрашивая положение дел. Дубынин спросил:

Что собираетесь делать?

Комдив ответил, что приостановил операцию до выяснения ситуации с захваченными в плен солдатами.

Дубынин сказал, что вылетает на КП. Через пару часов он действительно там появился и сразу потребовал уточнить обстановку. При этом - ни одного грубого слова в адрес комдива, никакой нервозности. Но озабоченность чувствуется. За каждого погибшего в Афганистане, знал Барынькин, Москва спрашивала так, что мало не покажется. До командиров самых разных уровней доходили слухи, как кричит в трубку маршал Язов, распекая командующего. Твердит, что никто в 40-й армии воевать по-настоящему не умеет, а люди гибнут не в бою, а по пьянке...

Командарм приказывает Барынькину снова зайти в «зеленку» и во чтобы то ни стало освободить из плена прапорщика и двух солдат. А комдив уже собрал из окрестных кишлаков старейшин и отправил их к душманам на переговоры. Чтобы освободить пленников мирным путем. Просит:

Давайте подождем возвращения аксакалов.

Проходит час, другой, третий... Ночь на исходе. Нет ни старейшин, ни пленников. Командарм не прилег ни на минутку. Не спал и Барынькин. Все это время они обсуждали, что делать. Начать новую операцию в «зеленке», значит, потерять еще не один десяток людей. Даже, если освободить из плена трех солдат, что маловероятно и нет уверенности, что они живы, соотношение потерь будет далеко не в пользу дивизии. Но и уходить, не зная, что с бойцами, тоже невозможно.

Аксакалы появились только к полудню. На носилках, боясь прикоснуться к трупам неверных, они принесли тела трех солдат. На Дубынина невозможно было смотреть. Он как будто постарел на глазах. Барынькин рассказывал мне, что командарм, конечно же, понимал: на войне без жертв не бывает. Но каждую смерть переживал, как свою личную трагедию. Привыкнуть к потерям не мог.

Кстати, во время руководства Виктором Дубыниным 40-й армией в Афганистане у наших войск были самые маленькие потери - за полтора года 1215 человек. Это в два раза меньше, чем мы теряем за то же время в Чечне. У некоторых генералов, воспитанных Дубыниным, до сих пор хранятся альбомы с фотографиями всех погибших солдат и офицеров, с описаниями причин и обстоятельств их смерти, ее даты и места, где воин похоронен, чем награжден. Фамилия, имя и отчество его родителей, их адрес и социальное положение. Чем министерство обороны им помогло.

Когда вспоминаешь о мытарствах матерей погибших солдат в Чечне, о сотнях неопознанных трупов, становится не по себе. Нет на некоторых сегодняшних отцов-командиров Дубынина. И с этим ничего не поделаешь.

А «афганцы» до сих пор помнят, как он «воспитывал» Героя Советского Союза, начальника штаба одного из полков, человека исключительной личной храбрости. До безрассудства. В бою с Ахмад-Шахом Масудом возле Саланга он лично возглавил атаку батальона. Бросился в горы на противника без каски, бронежилета, с автоматом наперевес, оставив на дороге под обстрелом колонну из двадцати машин боевой техники и цистерны с горючим. Душманы отступили, но техника была сожжена, погибли люди. Да и сам офицер получил пулю в живот.

Кому нужна такая безоглядная храбрость, если из-за нее такие потери, - возмущался Дубынин.

Он завел в 40-й армии традицию. Командирам, ставшими под его началом генералами, вручал погоны с собственных плеч. У Барынькина их три пары - генерал-майора, генерал-лейтенанта и генерал-полковника. Он называет эти подарки «семейной реликвией».

Честь - понятие неразменное

Командующий ВДВ Павел Сергеевич Грачев стал министром обороны случайно. Об этом он не стесняется говорить и сам. Дважды отказывался от такой должности. Но президент настоял, подписал в мае 1992 года соответствующий указ и деваться было уже некуда. А стать министром и быть им - это не одно и тоже.

Грачев почувствовал это с первых же шагов. Что делать, как быть? Министр - фигура публичная. Скажешь что-то не то, сделаешь не так, - мало того, что газеты засмеют, армия не поймет. А ее нужно реформировать, перестраивать. От Советских вооруженных сил России достались, по большому счету, только тылы, флот, сильно ощипанная авиация, да еще Ракетные войска стратегического назначения, которых бывший десантник не знал и не понимал. К тому же руководить такой неповоротливой махиной человеку, который никогда не управлял даже военным округом, практически невозможно. На кого опереться?

Товарищи по Афганистану посоветовали Грачеву взять себе первым замом, начальником Генерального штаба генерал-полковника Виктора Дубынина, который командовал тогда Северной группой войск. Министр его помнил еще по 40-й армии. Когда Дубинин приехал в Кабул, Грачев уже три года там воевал. И первая просьба, с которой обратился заместитель командующего, генерал к полковнику, командиру полка была «научите меня воевать, поделитесь опытом. Я не знаю ни гор, ни реального боя». Такие просьбы не забываются.

Но знал Грачев и о том, что Дубынин смертельно болен. Ему недавно сделали очень серьезную операцию, и вряд ли он справится с нагрузками, которые выпадают на долю НГШ. Правда, начальник госпиталя имени Вишневского Юрий Немытин заверил министра, что генерал Дубынин идет на поправку. Решение созрело в один день. Зайти к президенту Ельцину и подписать указ для Павла Сергеевича не было проблемой.

На следующий день генерал-полковник Виктор Дубынин занял кабинет НГШ на пятом этаже в Белом доме на Арбатской площади. Герои Советского Союза генералы Руслан Аушев и Валерий Востротин рассказывали мне, что, когда они зашли его туда поздравить, у Виктора Петровича не нашлось даже коньяка, чтобы отметить это событие. Таким неожиданным оно для него стало. Но в работу он впрягся с первой же минуты. И главное, что сделал, предложил Грачеву назначить заместителями министра самых опытных и уважаемых в войсках генералов - командующих военными округами Бориса Громова, Валерия Миронова, Георгия Кондратьева... Эти люди и начали реформу армии, мотались по фронтам, которые вдруг возникли в Южной Осетии, в Абхазии, Приднестровье, Таджикистане.

Правда, вскоре до Грачева дошло, что в узком кругу замы отзываются о нем не очень доброжелательно. Мол, не дотягивает министр до должности, как ни крути. Десантник - есть десантник. Три минуты - орел, остальные - лошадь. И кругозора, государственной мудрости, политической зоркости ему явно не хватает. Да и дела по-настоящему не знает.

Докатились эти слухи и до Дубынина. Он пришел к Грачеву, попросил разрешения собрать коллегию министерства обороны.

Какой вопрос будем обсуждать? - спросил Павел Сергеевич.

Разрешите мне объявить его на коллегии.

Хорошо, - согласился Грачев.

В зале коллегии не было никого лишнего. Только заместители министра, начальники главных управлений министерства и Генерального штаба. Слово попросил НГШ.

Товарищи генералы, - сказал он. - Мы знаем друг друга не первый год. Поэтому для меня стало очень большой и крайне неприятной неожиданность, что кое-кто из вас опустился до недопустимых высказываний в адрес министра обороны, подрывает принцип единоначалия, на котором держится армия. И хотя слова эти прозвучали в узком кругу, я прошу вас, чтобы этого никогда больше не повторилось. Иначе я больше не подам руки таким людям и приложу все силы, чтобы они навсегда расстались с погонами.

Больше выступающих на коллегии не было.

В ноябре генерал Дубынин слег в госпиталь имени Бурденко. Неимоверные нагрузки, которые он взвалил на себя на посту начальника Генерального штаба, обострили старую болезнь. Спасения от нее уже не было. Он это знал и мужественно встречал свою судьбу.

В середине месяца Грачеву сообщили, что жить Дубынину осталось всего несколько дней. Министр помчался к президенту с бланком указа о присвоении НГШ звания генерала армии. Он был тогда генерал-полковником, а его заместитель становился в воинском звании на ступень выше.

Как же так? - удивился Ельцин.

Это тот случай, - ответил ему Грачев, - когда я считал бы за честь быть у него простым помощником.

Утром следующего дня министр принес в палату, где лежал НГШ, новенький китель с погонами генерала армии. Виктор Петрович встал с кровати. Они обнялись. Выпили по рюмке коньяка. Через три дня Дубинина не стало.

Он похоронен на Новодевичьем кладбище. И дважды в год, 22 ноября - в день его смерти и 15 февраля - в день вывода наших войск из Афганистана на его могилу приходят много генералов и полковников. Те, кто служит в армии до сих пор, и те, кто давно в ней не служит. Они молча выпивают по рюмке и так же молча расходятся.

Что говорить?! Такого человека, как генерал Виктор Дубинин у нашей армии до сих пор нет. А что случилось с ней после него, какие отношения сложились между ее военными и невоенными руководителями, всем нам достаточно хорошо известно.

Генерала армии Виктора Дубынина, одного из первых начальников Генерального штаба Вооруженных сил России и предпоследнего командующего 40-й армии в Афганистане, нет с нами уже много лет. Но его...

По мнению многих из них, будь Дубынин на своем посту, — история российской армии пошла бы совсем другим путем. Не было бы расстрела Белого дома, позора чеченской войны, шараханий из стороны в сторону под названием «военная реформа», да и авторитет высшего военного руководства никогда не подвергался бы сомнению. Ни в войсках, ни в обществе.

«Я обязан ему жизнью»

Ты столько раз ходил со мной на операцию, сходим еще разок. Напоследок.

У полковника, как он мне рассказывал пятнадцать лет спустя, впервые за все эти годы что-то заныло в груди:

Извини, Виктор Петрович, почему-то не хочется.

Ну, если боишься, — не ходи, — пожал плечами Дубынин.

После таких слов не пойти на операцию Исаков не мог.

-«Ноль седьмому», — приказал он командиру вертолетного звена, что кружило над ущельем, — срочно ко мне, забрать раненых.

Не могу, товарищ «первый», — прокричал в наушники вертолетчик, — могут сбить и меня.
-Если ты не приземлишься, — гаркнул в микрофон Дубынин, — я собью тебя сам.

Вертолет взял курс на Кабульский госпиталь, а эрэсы все молотили и молотили по Парачинарскому выступу, по склонам гор, что нависли над дорогой, по окопам, где укрылись наши батальоны. Но открыть ответный огонь, подавить душманские реактивные установки Дубынин не имел права, — они находились за пределами афганской территории. Он позвонил главному военному советнику в Афганистане, представляющему министерство обороны Союза:

Разрешите открыть ответный огонь.

Мы с Пакистаном не воюем, — отрезал тот. — Знаешь, что с нами будет, если Карачи направит в Москву ноту протеста?!

Ноты протеста из Карачи почему-то не последовало.

Прости меня, Володя, — сказал он. — Не понял я тебя тогда.

Чего уж там, — только и ответил Исаков.

Исаков рассказывал мне о том далеком эпизоде из своей «афганской молодости», несколько раз повторил, что никогда не забудет, кому обязан жизнью, — не приземлись тогда под огнем вертолет и не попади он своевременно на операционный стол, — вспоминать было бы нечего. А у меня перед глазами стоял другой эпизод, с нынешней «чеченской войны».

Трагическая гибель 18 января 2000 года в Заводском районе Грозного заместителя командующего 58-й армии генерал-майора Михаила Малофеева. Погибшего генерала бросили на поле боя. Его тело не могли найти больше недели. Никто не знал, где оно — то ли осталось под завалами рухнувшего дома, то ли унесено боевиками. Почему в Чечне у наших войск не оказалось таких генералов, как Дубынин, для меня навсегда останется неразрешимым вопросом.

«Он умел держать удар»

В Афганистане бывало всякое.

Такого не было, и командующий 40-й армией не мог себе позволить подобного поведения.

Я находился в кабинете генерала Дубынина, когда ему позвонил Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, — рассказывал мне военный врач Юрий Немытин. — Командующий как раз ставил нам задачу вылететь в Кандагар, принять все меры для спасения раненых, оказать пострадавшим всю необходимую помощь.

Дубынин подробно, с деталями, не сгущая красок и никого не обеляя, спокойно и хладнокровно рассказал о происшедшем. С чувством собственного достоинства, без подобострастия, но с подчеркнутым уважением к собеседнику — главе государства, партии и вооруженных сил. А на вопрос, кто виноват в ЧП, прямо сказал:

За все происшедшее в армии отвечает командующий.

Меня поразило, — вспоминал военный врач, — как кратко, четко и исчерпывающе полно доложил о проделанной и запланированной работе командующий. Настолько внятно и ясно, что у Михаила Сергеевича не появилось ни одного дополнительного вопроса. И еще я почувствовал, что Дубынин умет быстро собраться в сложной психологической ситуации и держать удар, каким бы сильным он не был.

Что было тогда важным для афганского населения? Оказать медицинскую помощь. И она была оказана. Генерал Дубынин послал в Кандагар группу из двенадцати врачей и медицинских сестер. Это были уникальные специалисты — сотрудники Военно-медицинской академии имени Кирова, имеющие богатый опыт работы на войне. Врачи отправились в провинцию буквально через считанные часы после трагедии в приюте и сразу же начали спасать детей.

Работали, не покладая рук, сутками напролет, но сумели сохранить жизни шестидесяти мальчишкам и девчонкам. Их семьям по приказу Дубынина было выделено много продовольствия — сотни килограмм муки, зерна, сахара, круп, вещевого и прочего имущества. Наш строительный отряд за две недели восстановил все здания и постройки детского приюта, жилье для персонала… Мы вышли из той неприятной ситуации с достоинством. И политически, и по-человечески.

Уверен, — сказал мне Немытин, — это удалось только благодаря Виктору Петровичу, который проявил тогда незаурядное мужество и редкую для государственного деятеля и военного руководителя честность. Хотя никто, конечно, не знал и не догадывался, чего стоили ему эти качества, как он все переживал, сжигал своими душевными муками собственное здоровье. Я понял это, когда узнал, что он родился в ГУЛАГе, куда по чьему-то навету отправили его отца — простого металлурга, и эту боль он носил в своем сердце всю жизнь, когда через пару лет после Афганистана Дубынин оказался на операционном столе госпиталя Вишневского с тяжелейшей болезнью, от которой обычно не поправляются.

А в голове — опять Чечня. Почему нам не достает мужества и честности, чтобы признать свои ошибки? Когда наши войска, наверняка по ошибке — на войне всякое бывает, иногда обстреливают мирные села и убивают ни в чем не повинных людей. Нет Дубыниных?

Он переживал за каждого

Командиром дивизии полковник Барынькин стал в Афганистане. Прибыл «за речку» 7 июля 1986 года, принял 108-ю мотострелковую, и, как с корабля на бал, — на Панджшерскую операцию. Говорит сегодня, сам напросился.

Село Рига Шумихинского района - родина генерала армии Виктора Петровича Дубынина. Свою жизнь Виктор Петрович до конца дней посвятил служению Отечеству. Сегодня предлагаю читателям ознакомиться с афганским периодом биографии генерала по материалам, которые хранятся в музее школы имени генерала армии Дубынина в селе Рига. В Краснознаменном Белорусском военном округе Виктор Петрович Дубынин прошел путь от командира взвода до командира танкового полка, который под его началом получил на вечное хранение переходящее Красное Знамя Министерства обороны и заслужил звание `Отличный полк`. После этого Дубынин закончил бронетанковую ордена Ленина, Краснознаменную академию имени Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского, успешно командовал дивизией и был направлен на учебу в Академию Генерального штаба. После отличного завершения учебы в ней Дубынин служил в ТуркВО, откуда был назначен заместителем командующего группой войск в Афганистане по боевым действиям. Вот что писал о нашем земляке в газете `Красная Звезда` ее специальный корреспондент полковник В. Филатов в номере за 27 июня 1987 года: В один из приездов в Афганистан я попал в район боевых действий. Прожил там буквально бок о бок две с лишнем недели с Виктором Петровичем Дубыниным. Что запомнилось? Он, кажется, никогда не спал. Только иногда, как птица, закрывал глаза на 10-15 минут. Как он, никто этого не выдерживал в его окружении. Что еще запомнилось? Доклады ему. Сколько их было! Счесть невозможно. А что значит в такой обстановке доклад командиру? Это почти всегда поставить перед ним проблему, это почти всегда - он должен ее тут же решить. Такова судьба командира. Спросил как-то Виктора Петровича, почему он не поспит, как все, хоть пару-тройку часов? Он признался: `Боюсь, сразу начинает сниться, будто я отдал неправильный приказ, будто ошибся и гибнут мои люди. Или еще сон - будто потерял управление подразделениями: Это для командира даже во сне ужасно:` В первый день пребывания в штабе Дубынина я обратил внимание, что подле него неотступно находится офицер с автоматом через плечо. Автоматные магазины, как тут принято, сдвоены синей изоляционной лентой. При случае это сокращает время перезарядки. Ясно, к каким переделкам готов обладатель так снаряженного АКМ. Бывало, Дубынин в вертолет - и офицер с ним. Дубынин на позицию - и офицер след в след. Я подумал, что это личный телохранитель. Но мне сказали: `Это начальник связи Олег Викторович Быков`. Так я понял, кто у настоящего командира в бою правая рука, с кем он в бою плечом к плечу. Попали однажды в засаду. Заполыхал бронетранспортер, ткнулся второй в кювет: Дубынин распластался на белой дороге. Душманские стрелки головы поднять не дают. Дубынин лежит. Быков - рядом с рацией. И полтора часа Дубынин по рации вот в таком положении руководил своими подчиненными, пока душманский огонь не был подавлен. Командир все время был в центре пекла, но управление подразделениями ни на минуту не потерял. Все вверенные ему подразделения держал в одном кулаке - на волне своей радиостанции. Вот так он гарантирует, что ужасный сон не превратится в трагическую явь. Дубынин рисовал стрелы на своей карте. Сам видел - здорово у него это получалось. Но перед тем он садился в вертолет и, невзирая ни на какой душманский огонь и непогоду, залетал туда, куда потом упиралась его стрела на карте. Свидетельствую это, потому что он иногда не отказывал мне быть в том же вертолете. Мы облетали, вернее, он облетал самолично те маршруты, по которым должны были потом пойти его солдаты. Он внезапно для душманов, как снег на голову, садился на те перевалы, на которые должны были потом пробраться его солдаты. Огонь по вертолету велся почти с каждой горы, а когда мы садились на пятачок на перевале, который еще должны, может, через сутки-трое взять его солдаты, земля вокруг от взрывов кипела и вздымалась - душманы пытались накрыть вертолет всем имеющимся оружием. У летчиков белели губы, натягивались струной нервы. Кому жить не хочется? Но с приказом не шутят, особенно когда бой: Что высматривал Дубынин, пролетая над скалами впритирку к стенам ущелий, высматри

вая из вертолета пятачок, в который потом на карте упрется его стрела? Он осматривал самые опасные и сложные места для солдат, когда они сюда придут. Это я понял, когда он после ставил боевые задачи командирам подразделений. Я поражался тому, как и что, оказывается, он видел под собой с летающего вертолета. Он говорил командирам: `Возле камня здесь может быть то-то:`, `Возле этого изгиба ручья то-то:`, и так километр за километром, до самого острия стрелы на своей карте. Про перевал он говорил командирам так: `Ты захватишь его, разместишь свою технику за этой промоиной, а ты встанешь вот у этого края скалы, ты поставишь свои пушки возле этих трех деревьев, к ним подойдешь вот отсюда`. Повторю, речь шла про те места, которые солдаты и командиры отделений и взводов должны были пройти с боями завтра или послезавтра. Да, у него были исчерпывающие разведданные. И он им верил. У него были великолепные заместители - его опора. Да, в его распоряжении были безукоризненные исполнители. Да, он командовал отважными солдатами. И все-таки, несмотря на это, он сам вначале проутюживал, где на вертолете, где на бронетранспортере, а где и на своих двоих ту местность, по которой предстояло пройти его солдатам. И даже после этого он боялся уснуть, боялся увидеть во сне, что отдал не тот приказ, что ошибся. И не было за все время случая, чтобы заблудился его солдат. Я уже не говорю о потери связи с отделением, взводом, о потери связи с какой-то из рот. Через два дня я снова оказался на перевале. Там уже по-домашнему располагались наши и афганские солдаты. Я сидел среди них и слушал, как они рассказывали о героях - самых первых, ворвавшихся на эти плоские камни перевала. Они рассказывали, кто был вторым, а кто третьим: Самые первые из них были представлены к наградам. Паника вообще начинается не с солдата, который закричал: `Мы окружены!` Паника начинается с выражения лица командира,- говорит Дубынин,- Вы заметили, как жмутся все во время обстрела к командиру поближе?- Да, заметил. Помню, как принесли вам горячий осколок от мины, который упал от вас в нескольких шагах, и вы никак на это не отреагировали. Глянули, будто на камни. Я же сказал, с кого начинается паника. А паника - это конец всему, в первую очередь - развал управления. Но вот Дубынин - где пределы его должности? Где тот порог, за которым отвечает уже кто угодно, только не он лично? В самом деле, разве входит в его должностные обязанности лететь туда, куда еще даже разведчики не ходили? Запомнилось мне, может быть, самое главное в командире Дубынине: ему не только постоянно докладывали подчиненные - ему постоянно звонили `сверху`: А звонок `сверх у` во время боевых действий никогда не бывает по поводу гусей в небе. Дубынин обязательно выслушивал все, но не припомню случая, чтобы после очередного звонка `сверху` бросался бы перечеркивать свою карту. Мы находились посреди диких гор, а звонки были из очень далекого далека: Не выдержал я однажды и спросил его напрямик: почему он порой, скажем так, перечит тем звонкам, `сверху`? Дубынин нахмурился. Была черная ночь. Неподалеку работала артиллерия, то и дело ночное небо вспарывали залпы реактивных установок. - Пока я нахожусь здесь,- показал он пальцем на крышку стола, на котором лежала карта,- за каждого погибшего отвечаю персонально только я. Под трибунал за то, что здесь произойдет не так, пойду я. Поэтому я тверд в своих решениях`. Корреспондентом запечатлены всего две недели из жизни Виктора Петровича Дубынина. А он пробыл в Афганистане два года и девять месяцев. Можно себе представить, что он за это время повидал и пережил.

Виктор Петрович Дубынин (1 февраля 1943, пгт Мартюш, Каменский район, Свердловская область - 22 ноября 1992, Москва) - советский и российский военачальник. 1-й начальник Генерального штаба Вооружённых Сил Российской Федерации - первый заместитель министра обороны Российской Федерации (май - ноябрь 1992), командующий 40-й армией (1986-1987), генерал армии (1992). Герой Российской Федерации (11 ноября 2003, посмертно).

Биография

Виктор Петрович Дубынин родился 1 февраля 1943 годв в пгт Мартюш, Каменского района, Свердловской области. Семья его родителей была сослана туда на поселение в 1937 году. В 1946 или в 1948 году они смогли вернуться в родное село Большая Рига Рижского сельсовета Галкинского района Курганской области (с 1 февраля 1963 года село в Шумихинском районе).

С 1951 года, учился в старом здании старой школы в с. Большая Рига. Окончил 9 классов, и школу перевели на восьмилетнее образование. Вскоре был создан вечерний 10-й класс, закрытый в апреле 1961 года. Дубынин получил аттестат в селе Галкино.

Военная служба в СССР

В Советской Армии с 1961 года. Окончил Дальневосточное танковое училище в городе Благовещенске (Амурской области) (1964 год). Командовал учебным танковым взводом учебного танкового полка гвардейской учебной танковой дивизии, дислоцированной в городе Печи, недалеко от Борисова, Белорусская ССР. С 1970 - командир танковой роты. С октября 1971 - командир танкового батальона 32-го танкового полка 29-й танковой дивизии.

В 1973 году окончил Высшие офицерские курсы «Выстрел» имени Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова в Москве. В 1974 году поступил и в 1978 году заочно окончил Военную академию бронетанковых войск имени Р. Я. Малиновского. С августа 1975 - начальник штаба - заместитель командира 93-го гвардейского танкового полка. С 1976 года - командир 32-го танкового полка. Затем - заместитель командира дивизии, а с 1979 по 1982 годы - командир 8-й гвардейской танковой дивизии в Белорусском военном округе.

В 1984 году окончил Военную академию Генерального штаба ВС СССР имени К.Е. Ворошилова и получил назначение на должность первого заместителя командующего 32-й армией в Казахстан. А в сентябре того же года последовал новый приказ - на должность заместителя командующего 40-й армией.

Афганская война

С сентября 1984 года - заместитель командующего, а с 30 апреля 1986 по 1 июня 1987 года - командующий 40-й общевойсковой армией Туркестанского военного округа. Войска этой армии составляли основную часть Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. На посту командующего армией Дубынин планировал и осуществлял основные боевые операции советских войск. В условиях частичного вывода советских войск из Афганистана Дубынин пересмотрел тактику советских войск, перейдя от беспрерывных боевых действий по всей территории страны к последовательным тщательно подготовленным боевым операциям по уничтожению ключевых опорных пунктов моджахедов. Каждая такая операция наносила существенный урон противнику, на несколько месяцев приводила к прекращению или существенному ослаблению партизанского движения в регионах. Умел воевать «малой кровью». За год его командования армией численность безвозвратных потерь снизилась в 2 раза (по сравнению с 1984-1985 годами).

Оценивая отношение В. П. Дубынина к солдату и его стремление минимизировать потери, Секретарь Совета безопасности РФ А. А. Кокошин поставил генерала Дубынина в один ряд с такими полководцами Великой Отечественной войны как Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и генерал армии И. Е. Петров.

Последние годы

С июня 1987 года - командующий 7-й танковой армией в Белорусском военном округе (Борисов). С мая 1988 года - начальник штаба - первый заместитель командующего войсками Киевского военного округа. С июня 1989 года - командующий Северной группой войск на территории Польши, в трудных условиях кризиса власти в СССР сумел выполнить её организованный вывод из Польши в Тверскую область.

Генерал армии Виктор Дубынин........................................................................................................................................ Сегодня, когда рассекречены многие документы спецслужб, уже ясно - в Афганистане Советский Союз защищал себя от серьёзных угроз: вторжение на территории СССР радикального ислама, наркотрафика, оружия, наводнившего приграничные районы. Этот боевой опыт оказался бесценным. Одним из командующих советской армией в Афганистане был Виктор Петрович Дубынин, который провёл важную "9-ю Панджшерскую операцию". 1984 год. Афганистан. Панджшерское ущелье. Вдоль реки, у подножья гор, проходит дорога. Ежедневно на дорогах происходят нападения на колонны советской техники. Если на равнине можно объехать подбитый грузовик и двинуться дальше, то в ущелье, на единственной узкой дороге, многочисленные жертвы неминуемы. Виктор Петрович не мог смириться с потерями. За 3 месяца пребывания в Афганистане у заместителя командующего 40-й армией Дубынина начали седеть. 17 июня 1985 года генерал Дубынин получил донесенье: моджахеды активизировали боевые действия в Панджшерском ущелье. Все мосты взорваны. Захвачен гарнизон афганской армии, а значит - дорога в ущелье осталась без охраны. На командный пункт пребывают высокие должностные лица, от Дубынина требуют немедленно вывести войска на боевую операцию. Дубынин, выслушав требования, сказал, что на войне устные советы не принимаются и попросил оформленных директив и приказов. Он понимал, что наживает себе врагов среди высокого начальства, но молча соглашаться нельзя - время для боевой операции совершенно неподходящее. Летом жара в афганских горах была такая, что человек мог потерять сознание и даже умереть. Дубынину предстояла не просто прогулка в экстремальных погодных условиях, а боевая операция, от которой зависит мир во всём Центральноазиатском регионе. Позже эту операцию назовут "9-й Панджшерской". Панджшер занимает особое место во всей Афганской кампании. В Афганистане никогда не было сильной централизованной власти - у них были межклановые отношения внутри страны. Хозяином Панджшерского ущелья был Ахмад Шах Масуд, которому повиновалось всё местное население. Дубынин хорошо понимает, что воевать с такими противником на его же земле - бесперспективно, его гораздо полезнее привлечь к сотрудничеству. 3 года назад Масуд уже заключал перемирие с Советской Армией, но это не устроило кое-кого на Западе. Ахмад Шаху начали переводить крупные суммы и поставлять оружие, лишь бы он продолжил воевать с русскими. У моджахедов постоянно находили американское оружие и оружие других европейских и восточных стран. Дубынин убеждён, что Ахмад Шах со слабым противником договаривать не станет, значит, чтобы принудить его к переговорам, нужно его для начала победить, причём в крайне невыгодной для советских войск ситуации. Ущелье Панджшер - это долина, вокруг которой отвесные скалы высотой три-четыре тысячи метров. С самой высокой скалы видно всё ущелье, как на ладони, она изрыта ходами, в некоторых из них даже есть рельсы по которым к отверстиям подкатывают миномёты и крупнокалиберные пулемёты, а через несколько залпов, моджахеды словно растворяются в тайных переходах ущелий. Обычно Дубынин отказывался от прямых боестолкновений в таких условиях, считал, что гораздо важнее выявлять и уничтожать базы и караваны моджахедов с техникой, амуницией и боеприпасами. Но в тот момент у него не было другого выхода - только атаковать боевиков, засевших в скале. Две недели боёв не дают результата. Артобстрелы и авианалёты не позволяют выкурить моджахедов из их укрытий. Боевики не испытывали нужды ни в чём, у них были склады с боеприпасами и продовольствием. Дубынин предложил с вертолётов сбросить бочки с соляркой на отвесный склон, чтобы эти бочки покатились, а вертолётчики смогли сверху выстрелить из ракетниц по скатывающимся бочкам, чтобы склон горы покрылся огнём. Моджахеды в панике, они решили, что против них применили ядерное оружие и бросились прочь из своих пещер. Теперь нужно было преследовать их и уничтожить, но это смертельно опасно - все подходы к базам душманов заминированы. Дубынин изучил, как более эффективно обезвреживать мины. Чтобы обезопасить бойцов были закуплены кроссовки, в них повреждения при подрыве мины были меньше, чем в армейских сапогах или берцах. 27 июня 1985 года моджахедов выкурили из их главного укрытия - надо организовать погоню. Ахмад Шах Масуд, чтобы отвлечь внимание преследователей, приказывает нанести удар в другом месте - по трубопроводу в тоннеле Саланг, по которому был доставлялось топливо для техники из Советского Союза, там же доставлялись боеприпасы для Советских войск. В тот момент Дубынин тяжело заболел, у него была высокая температура, он не в силах был стоять на ногах. Сказывалось тяжелое напряжение последних месяцев, но, превозмогая себя, Виктор Петрович начинает переговоры со старейшинами ближайших к трубопроводу кишлаков. Он предложил раздавать крестьянам ближайших к трубопроводу кишлаков бесплатное топливо, но только, чтобы они охраняли эти участки. И это сработало, местные хорошо охраняли трубопровод. Между тем, десантники Дубынина продолжают преследовать в горах группировку Ахмад Шаха Масуда. Бои шли три недели. Генерал Дубынин использовал космическую разведку - получал данные с космических спутников, добывая фотографии необходимых ему участков местности. Бойцы Дубынина активно осваивали новейшую разработку - управляемое и высокоточное оружие, корректируемые мины; такие снаряды попадают в пещеры шириной в один метр. Ведение боевых действий новыми методами позволяет генералу Дубынину обеспечить своей армии такие условия боя, что потери резко сокращаются. У Дубынина было правило: "Своих нигде не бросаем". Преследуя войска Ахмад Шаха, Дубынин принял решение забросить в горы невиданный по численности десант - 3 000 человек. Никогда и нигде в мире не было ещё в высокогорной операции столь массового десантирования. Моджахеды начали отступать. Операция была успешной: десантники двигались от вершины к вершине и громили опорные пункты и базы, которые располагались в глубине гор. Шаг за шагом продвигаясь вслед за моджахедами, советские войска делали невероятные открытия: обустроенные с большим комфортом базы, госпитали, склады с новейшими вооружениями. Запад выделял моджахедам больше деньги, у них появилось новейшее оружие, среди которого новые американские "Стингеры" для сбивания вертолётов. У моджахедов были советские военнопленные, генерал Дубынин никогда не оставлял попыток вернуть их на Родину. Однажды советские войска обнаружили мешки с афганскими деньгами, который по закону генерал должен был сдать, но Дубынин приказал взять эти деньги разведчикам и использовать их для выкупа советских солдат из плена. Самостоятельность генерала Дубынина вызывала недовольство некоторых начальников. Виктор Петрович никогда не спорил с указаниями сверху, но выполнял только письменные приказы. Главное для генерала было сберечь жизни солдат и продуманно отстаивать интересы государства. В 1986 году Виктор Дубынин был назначен командующим 40-й армией в Афганистане, его ответственность многократно возросла, а испытаниям не было конца. В одной из операций он, прославившийся заботой о каждом рядовом, едва не потерял одного из ближайших соратников - заместителя начальника тыла армии, который был тяжело ранен, а вертолёты боялись сесть, чтобы забрать его. Виктор Петрович лично связался с лётчиками и в ультимативной форме приказал забрать раненых. Помимо заместителя начальника тыла армии были спасены ещё 8 человек. В 1991 году, уже после развала СССР, Виктор Дубынин был назначен начальником Генерального Штаба Вооруженных Сил России. В тот момент Виктор Петрович уже знал, что неизлечимо болен - Афганистан напомнил о себе - на почве тяжёлых стрессов у генерала образовался рак. Генерал тяжело переживал потерю каждого солдата. Виктор Дубынин - самый молодой начальник Генерального Штаба в Отечественной истории, ему было 49 лет, когда он вступил в должность. Генерал пробыл на этой должности всего несколько месяцев, но именно ему наша армия обязана оснащением такими новейшими видами вооружений, как ракетный комплекс стратегического назначения "Тополь-М" и атомный ракетный крейсер "Пётр Великий". Весть о присвоения воинского звания "генерал армии" и новые погоны Виктору Дубынину привёз в госпиталь Министр Обороны. Признание заслуг словно окрылило Виктора Петровича, даже показалось, что случилось чудо и болезнь отступила. Однако, через 3 дня генерал Дубынин скончался, не дожив до 50 лет. Высшее звание Героя России было присвоено ему посмертно.